– Ага. Ну, в общем… Пустили ее к ребенку, конечно. Да, я видела, при мне все и было. Ксюшку, помню, привели, такую хорошенькую, чистенькую, с бантами… А она ее как схватит, как давай целовать да плакать, да к себе прижимать! Я думала, Ксюшка испугается… Нет, не испугалась, притихла, главное, радостно так… Потом за шею ее обняла, тоже прижалась… Потом директор детдома тоже пришла. Поглядела на всю эту сцену и спрашивает Анну в лоб: мол, будете ребенка забирать, значит? А та помолчала и говорит – да, буду, конечно. Только не сейчас, а позже. Как на работу, говорит, устроюсь, как с жильем определюсь, так сразу. И уехала в тот же день… А Ксюшка осталась. Видели бы вы, дорогие мои, что с ребенком потом творилось! Это ж какое крепкое сердце надо иметь, чтобы на такое горюшко глядеть! А, да что говорить…
Алевтина Николаевна снова замолчала, махнула безвольно ладонью. Потом тихо, на той же ноте, продолжила:
– Такая Ксюшка потерянная стала, молчунья грустная, будто светлый ангел в ней умер. И глазки пустые. И бегать, играть перестала. Сядет где-нибудь в уголочке и все на дверь смотрит, смотрит… Прям сердце разрывалось на ребенка глядеть, уж на что я в этом плане психически крепкой была, а слезу, поверите, прошибало. И не ела девчонка ничего, чуть ли не силой кормили…
– И что? Анна так больше и не пришла, да? – участливо спросила Ольга.
– Отчего ж не пришла? Пришла… – глянула на нее быстро женщина, сурово поджав губы. – Опять ее всю обцеловала с головы до ног и опять собралась уходить. Сказала, некуда пока забирать. Трудно, мол, работу найти, никто не берет с подпорченной биографией. Тут уж я не выдержала, взяла ее в оборот… Привела к себе в медпункт, посадила на стул – слушай меня, говорю, мать ты бессовестная. Да мать ты или не мать, чего ребенка зря мучаешь? Я, говорю, медсестра, я женщина простая, что думаю, то тебе и в глаза скажу, хоть и не положено. И попробуй только, пожалуйся на меня, слышь? А она мне, знаете, робко так: что вы, не буду я никуда жаловаться… И голову в плечики втянула, глаза испуганно прикрыла, сидит, скукожилась, будто я ее ударю сейчас… Нет, правда, мне ее даже жалко стало. А потом как подумала о ребенке… Ох, трудно мне все это вспоминать, не могу! Да и сами понимаете, наверное…
– Мы понимаем, Алевтина Николаевна, понимаем. И что дальше было? – снова подтолкнула ее к разговору Ольга. – Вы рассказывайте дальше, пожалуйста.
– А чего рассказывать? Дальше и рассказывать нечего. Да я уж и впрямь не помню, чего ей наговорила тогда… Ребенка-то все равно жальче, чем ее. Ну, если коротко, я ей тогда и предложила отдать мне Ксюшку. То есть, чтобы она отказную бумагу на ребенка написала. Нет, она поначалу не хотела, аж вскинулась вся, руками замахала… А я ей – да не маши, не маши сильно-то, головой подумай! Все равно ведь не заберешь, так и будешь мучить ребенка. По тебе видно, что не заберешь. А она заплакала, головой затрясла… Нет, говорит, я заберу, заберу! А я ей в ответ – куда? Если и заберешь, что у девчонки за жизнь будет? Ну, она опять затряслась вся, будто ее изнутри озноб заколошматил. Да, странно она плакала, без слез. Со стороны посмотришь – лицо будто каменное. А только почему-то понятно было – плачет баба. Совсем скисла, в общем. Ну, тут я ее и добила. Ради своего же ребенка, говорю, напиши отказную. А я ее удочерю, как свою родную, любить буду, растить буду. Я, говорю, хоть и вдовствую, и возраст у меня немолодой, но мне по блату позволят… Ну, это я вроде как пошутила с ней, когда про блат-то сказала. Сейчас, мол, времена такие пошли, каждый с работы домой что-то тащит по блату, кто еду, кто материал какой, а я, значит, ребеночка по блату удочерю! Да, пошутила… А только она даже не улыбнулась. А я опять за свое, опять ей талдычу! Я, мол, еще в силе, я подниму! Всю себя отдам без остатка, хорошо твоей дочке со мной будет! Из кожи вон вылезу, богом клянусь! Потом, гляжу, она со стула-то на меня завалилась, бледная такая сидит, и глаза стали пустые-пустые… Пришлось укол ей срочно делать. Вот такие дела… А от вас она что, тоже, поди, отказалась?
– Нет… А впрочем, это неважно! – ответил Генка, быстро глянув на Ольгу. И переспросил торопливо: – Значит, она все-таки написала отказ, да? Вы ее заставили?
– Ага, написала. А потом я Ксюшку сразу удочерила. У меня еще мама жива была, сестра с мужем тоже были бездетные… В общем, растили Ксюшку всем миром. Как ангелочек она у нас росла, утешение наше… Потом, правда, мама умерла, сестра тоже заболела да умерла, одна я осталась… Конечно, трудно было. И материально трудно, и вообще. Они сейчас рано взрослеют, девчонки-то. А одеть, а обуть, ой, господи! А глаза за ними да глазыньки! Все ноги ведь стопчешь, пока уследишь. А я за Ксюшкой следила, чтобы без глупостей всяких… И вырастила, слава богу! Сама лишний кусок не съем – все ей… Эх, здоровья бы мне только, чтоб совсем ее до ума довести! Нету здоровья-то. Астма замучила, да сердце, да почки отказывают, отеки такие страшные, что из дома по несколько дней не могу выйти… Но Ксюшка мне помогает, все по дому делает! Она у меня всему научена – и приготовить, и постирать, и дом в чистоте держать… Нет, я на дочку не жалуюсь, хорошая она у меня выросла.
– А она знает, что вы ей не родная?
– Знает. Сказала я ей. Лучше уж сама, чем другие такое скажут. Тем более, я испугалась, а вдруг она мать помнит? Дети ведь с трехлетнего возраста хорошо себя помнят.
– А она как прореагировала?
– Да никак… Я ведь давно сказала, она еще маленькая была. Ну, глазки раскрыла удивленно, потом засмеялась… Ты, говорит, у меня главная мама! Ты, мама Аля! Она, знаете, называет меня не мамой, а мамой Алей… Говорит, ей так больше нравится.
– А она никогда не хотела родную мать найти?
– Нет… Даже разговора такого не было. Может, потом захочет… Чего с нее взять, молодая еще. Вон, и вы тоже не сразу в поиски ударились, смотрю…
– А где Ксюша сейчас, Алевтина Николаевна?
– Так на учебе, где ж еще. Я ее после школы в наше Егорьевское медучилище определила. Может, оно и неправильно, конечно… В институт надо было, у нее к учебе способности есть. А только заторопилась я, решила хоть какое-никакое образование дать. Вдруг, думаю, помру. А так специальность у девки будет, на кусок хлеба всегда заработает. Да и не хотелось ее от себя отпускать, боязно больно, она девка симпатичная. А в этих институтских общежитиях бог знает что творится, всякое рассказывают. В общем, не отпустила я ее от себя. Зато в следующем году Ксюшка училище уже заканчивает. А там уж как знает, с институтом-то. Но, я думаю, она замуж быстрее выскочит…
– А что, у нее и жених есть?
– А как же! – вскинулась улыбкой Алевтина Николаевна. – Есть у нас женишок, есть! Хороший парень, еще со школы за Ксюшкой ходит, Анрюшкой зовут. Из приличной семьи, при матери, при отце… Так что мне и помирать можно, только бы сначала свадьбы дождаться.
