– Ну да… Алевтиной.
– А фамилия ваша Филипчук?
– Ну да… А вы кто, собственно, будете? Из собеса, что ли? Что-то не припомню ваших лиц. Иль продаете чего, по квартирам ходите? Тогда откуда мою фамилию знаете, интересно?
– Нет, мы не из собеса и не продаем ничего. Да вы не волнуйтесь, пожалуйста, мы сейчас вам все объясним, – приветливо улыбаясь, вступила в диалог Ольга. – Вы действительно нас не знаете, Алевтина… Простите, как вас по отчеству?
– Так Николаевна я…
– Дело в том, Алевтина Николаевна, что мы ищем свою сестру, Ксению Васнецову. Она ведь здесь живет, с вами? То есть, наверное, сейчас она Ксения Филипчук, да?
Женщина молчала, смотрела на них испуганно и недоверчиво. Потом зачем-то оглянулась, сделала шаг назад, будто раздумывала, не захлопнуть ли перед носом незваных гостей дверь. Ольга, угадав ее маневр, снова заговорила быстро:
– Алевтина Николаевна, выслушайте нас, пожалуйста! Мы знаем, что вы когда-то удочерили Ксению Васнецову, так уж получилось, что мы об этом узнали, извините нас, пожалуйста. Мы ее родные брат и сестра.
– Да откуда… Не было у нее ни сестер, ни братьев… – тихо выдавила из себя женщина. – Не понимаю, откуда вы взялись.
– Мы дети Анны Васнецовой, старшие. Ведь мать Ксении звали Анной Васнецовой, правда? Я Ольга, а это вот Геннадий…
Несчастная Алевтина Филипчук снова отступила на шаг, с ужасом глядя то в Ольгино лицо, то в Генкино. Подняла тяжелую полную руку, уперлась в стену узенького коридорчика, другой рукой схватилась за горло, словно пыталась удержать рвущийся наружу испуганный возглас:
– Ой… Ой! Ой…
– Что? Что с вами? – испуганно бросилась к ней Ольга. – Вам плохо, да?
– Ой, да… Голову что-то вскружнуло… И дыханье пресеклось… Ой, мне надо присесть! Пойдемте на кухню, что ли… Дверь только за собой прикройте…
Тяжело шаркая ногами и не отнимая ладони от горла, Алевтина Николаевна с трудом добралась до кухни, повалилась рыхлым туловом на кухонный диванчик-уголок. Ольга с Генкой стояли в дверях кухни, глядели на нее с испугом.
– Воды… Воды дайте… Еще лекарство там, на холодильнике… Желтенькие такие таблеточки, в коробке из-под печенья…
Они бросились в разные стороны, не сговариваясь – Генка быстро налил из крана воды, схватив первую попавшуюся под руки чашку, Ольга нащупала на холодильнике коробочку с лекарствами, торопливо перебрала пальцами блистеры, вчитываясь в названия.
– Алевтина Николаевна, что, что вам дать? Конкор? Коронал? Что?
– Нет… Там теофедрин есть…
– А, да! Вот, нашла… Возьмите…
– Да садитесь, не мельтешите перед глазами. Чего уж, если пришли. Сейчас, я отойду немного… Тогда поговорим…
Присев напротив, Ольга и Генка молча и виновато глядели на Алевтину Николаевну. Потом Ольга произнесла осторожно:
– Вы извините нас, пожалуйста. Конечно, нельзя было вот так, сразу, с места в карьер. А с другой стороны… Как объяснишь, кто мы такие?
– Вы нас не бойтесь, Алевтина Николаевна, – подхватил Ольгины извинения Генка. – Мы ж с добрыми намерениями приехали. Мы ничего плохого для вас не хотим. Просто нам хочется сестру увидеть.
– Да поняла я, поняла… – слабо махнула ладонью женщина. – Может, это и хорошо, что заявились… Может, вас бог послал… Сами ж видите, здоровье-то у меня никакущее, а вдруг завтра помру? Что ж девчонка одна совсем останется. Она ж ребенок еще, одни глупости на уме. А тут брат и сестра все-таки… Если не врете, конечно. Нет, и впрямь, а вдруг вы проходимцы какие? Сейчас грохнете меня по башке, квартиру обчистите…
– Нет, мы не проходимцы, Алевтина Николаевна. Хотите, паспорта свои покажем?
– Да ладно… Чего мне ваши паспорта. И без того видно, что люди порядочные. Да и брать у нас нечего, сами видите, как живем. Разве что компьютер Ксюшкин…
– Вам легче, Алевтина Николаевна? Может, «Скорую» вызвать?
– Да ну, скажете тоже… Я уж сама себе давно «Скорая помощь», тем более, медсестра по специальности. Правда, бывшая. Давно уж на пенсии… Мне ведь сорок пять годков стукнуло, когда я Ксюшку-то удочерила, вот и тяну с тех пор тяжкий груз. Я же не знала, что здоровье меня подведет. Нет, вы не подумайте, что я жалуюсь, я Ксюшку очень люблю. Весь остаток жизни, можно сказать, ей посвятила, о себе уж в последнюю очередь помнила. Да только здоровье – его ж благими делами не выслужишь… К сожалению, наоборот бывает. Чем человек меньше хороших дел на этой земле делает, тем у него здоровье крепче. А я вот загибаюсь уже… Ой, чего я все о себе да о себе. Вам ведь про меня и знать-то неинтересно. А может, вы чаю хотите, а то разболталась я не в меру? Издалека, поди, приехали-то? Я сейчас чаю… Встану сейчас…
– Нет, нет! – испуганным хором остановили заколыхавшуюся на диване женщину Ольга с Генкой. – Нет, нам ничего не надо, вы лучше сидите. Лучше расскажите нам про Ксению. Вы ее удочерили, да? Или опеку оформили?
– Ой, да чего рассказывать… Грустно и вспоминать-то. Ну, если надо…
Алевтина Николаевна вздохнула, подперла щеку рукой, глянула в солнечное окно. Немного помолчав, заговорила тихо:
– Помню, такой же день солнечный был, первый после непогоды… Мне говорят – девочку из дома малютки привезли, принять надо. Я тогда медсестрой в детдоме работала, в поселке Горькое. Да вы, наверное, уж знаете…
– Знаем, Алевтина Николаевна, знаем… – кивнула головой Ольга.
– Я ведь сразу ее полюбила, как увидела. Даже не ожидала от себя, уж столько лет с детьми работала, а чтобы вот так, сердцем сразу полюбить ребенка, как родного, такого не было. И своих детей у меня никогда не было. А тут… Она была такая, знаете… Как ангел. Волосы белые, кудрявые, нимбом над головкой стоят… А цветом… Вот как у вас! – дотронулась она кончиками пальцев до Ольгиных волос, потом улыбнулась грустно: – Да уж… Если судить по цвету волос, вполне может быть… Не врете, значит…
Женщина еще раз вздохнула, потом подобралась вся, заговорила более резко, с кроткими паузами, будто с трудом выталкивала из себя нужные слова:
– А потом говорят мне – мать, мол, у Ксюши Васнецовой объявилась. Приехала, попросилась, чтобы пустили ее к ребенку. А как не пустить, она ж материнских прав не лишена была… Я специально пошла на нее глянуть, будто в спину кто толкнул. А она жалкая такая вся, бог знает во что одетая… Сразу видно, что отсидевшая. Неприятная такая… Ой, чего я говорю-то, господи!
Алевтина Николаевна замолчала на полуслове, глянула испуганно им в лица, стыдливо прикрыла рот рукой:
– Ой, простите меня, забыла со страху, как вас и звать… Простите, что я так про мать-то вашу… Не сообразила с перепугу, простите.
– Ничего, Алевтина Николаевна, ничего. Рассказывайте дальше, пожалуйста, – погладила ее по плечу Ольга.
