Казалось, ее никто не слушал. Все выглядели очень печальными и говорили тихими голосами, чуть ли не шепотом. В какой-то момент к ней приблизился капеллан и, уведя от кровати, попытался ее утешить заученными словами. Она оттолкнула его локтем и кинулась обратно к Мии.
— Я здесь, Мышка, — сказала она. — Ты не одна.
Она стояла там, пока ей позволяли, совершенно неподвижно, шепча слова любви, рассказывая истории и стараясь запомнить до мельчайших подробностей все о Мии.
В конце концов к ней подошел Майлс. Когда это произошло, она понятия не имела.
— Джуд, — сказал он, а она даже не подозревала, что он несколько раз звал ее, даже, может быть, переходил на крик.
Она оторвала взгляд от Мии и повернулась к мужу.
За Мией стояла бригада людей в хирургических костюмах. Она увидела среди них человека, державшего в руках красно-белый переносной холодильник.
— Сейчас они должны ее забрать, Джуд, — сказал Майлс, отрывая ее пальцы от поручня кровати.
Она уставилась на него сквозь слезы.
— Я не готова.
Он промолчал. Да и что говорить? Разве можно быть к подобному готовым?
— Ты пойдешь с ней? — спросила она, прижимая ладонь к его сердцу, чувствуя, как оно бьется.
— Я буду в зоне наблюдения. — Голос его дрогнул. — Она не останется одна.
— Я хочу подождать перед операционной, — сказала Джуд, хотя на самом деле ей хотелось убежать.
— Ладно.
Она снова повернулась, наклонилась и поцеловала пухлые розовые губки дочери.
— Я люблю тебя, Мышка.
Она натянула одеяло до подбородка Мии. Это был инстинктивный жест, материнская забота. Наконец она отпрянула, дрожа, и позволила Майлсу увести ее от кровати. Через минуту Мии действительно не станет…
Они увозили ее дочь из палаты, когда Джуд вспомнила, что они кое о чем забыли. Как они могли такое забыть?
— Постойте! — крикнула она.
Майлс посмотрел на нее.
— Что?
— Зак, — едва сумела выговорить она.
* * *
Лекси слышала, как Миа разговаривала, смеялась… говорила что-то о своем мирке…
Она спросила: «Что?» — у подруги и протянула к ней руку, а рядом никого не оказалось. Лекси медленно проснулась, заморгала. Что-то здесь не так. Где она?
Она попыталась сесть и почувствовала острую боль в груди. Болело так сильно, что она вскрикнула.
— Алекса! — Ева поднялась со стула, на котором сидела у окна, читая.
— Где я? — спросила Лекси, хмуря лоб.
Ева подошла ближе.
— Ты в больнице.
Эти три слова остановили время. Лекси сразу все вспомнила: белый капот автомобиля, мчащийся вперед; ствол дерева, освещенный ярким светом фар; крики Мии, дым, звук бьющегося стекла…
— Мы врезались, — прошептала она, поворачиваясь, чтобы посмотреть на тетю. Одного взгляда в грустные глаза Евы хватило, чтобы понять — все плохо. Лекси отшвырнула одеяло и попыталась подняться с кровати.
Ева схватила ее за здоровую руку и удержала на месте.
— Не шевелись, Лекси. У тебя сломано ребро и серьезный перелом руки. Лежи спокойно.
— Мне нужно увидеть Зака и Мию…
— Ее нет, Лекси.
Лекси облегченно вздохнула.
— Слава богу, значит, с ней все в порядке? А что с Заком?
— Миа умерла, Лекси. Мне очень жаль.
«Умерла». «Ее нет».
Лекси не восприняла этих слов. Как такое могло быть? Она чувствовала Мию рядом, чувствовала, как та прислонялась к ней, шепча: «Не оставляй меня одну, а то я сделаю какую-нибудь глупость». Это ведь было минуту назад, секунду. «Можно, я присяду рядом?»
— Нет, — прошептала Лекси. — Этого не может быть.
Ева покачала головой, а правда, словно спящая змея, которую разбудили палкой, набросилась и ужалила.
Машина. Столкновение. Смерть.
Нет. Нет. Нет!!!
— Этого не может быть, — снова прошептала Лекси. Миа была ее частью, так разве могла одна из них умереть, а другая выжить? — Я бы почувствовала. Это неправда.
— Мне очень жаль.
Лекси упала на подушки и посмотрела на дверь, ожидая увидеть Мию, которая сейчас войдет в каком-нибудь немыслимом наряде, с наспех заплетенными косичками и, улыбнувшись своей замечательной улыбкой, скажет: «Hola amiga, чем займемся?» Лекси снова села в кровати.
— Зак?
— Не знаю, — сказала Ева. — Он получил ожоги. Это все, что мне известно.
Ожоги?
— О боже, — сказала Лекси. — Я не помню пожара. Ожоги.
— Расскажи, как это случилось, — попросила Ева, держа Лекси за руку.
Лекси легла, чувствуя, будто ее душу выскоблили из тела тупым лезвием. Если бы можно было одним усилием воли перейти в небытие, она бы так и сделала. «Прошу тебя, Господи, пусть с ним все будет в порядке». Иначе разве она сможет жить?
И как ей теперь жить без Мии?
* * *
Джуд стояла рядом с каталкой, держа руку Мии. Она сознавала, что вокруг нее суетятся люди: кто-то приходит, кто-то уходит, медики обсуждают «урожай», словно Джуд глухая. Одному мальчику, всего на год младше ее дочери, срочно требовалось сильное любящее сердце Мии, а другой мальчишка мечтал играть в бейсбол, матери четырех малышей, умиравшей от почечной недостаточности, нужно было выжить, чтобы растить своих детей. Все истории душераздирающие и могли бы служить утешением Джуд, она всегда остро воспринимала такие вещи. Но только не сейчас.
Пусть Майлс находит утешение в этих жертвах. Только не она. Они ее не огорчали, не оскорбляли. Ей было все равно.
Внутри ничего не осталось, кроме боли; она не выпускала ее наружу, плотно сжав губы. И да поможет ей Бог, если она начнет кричать.
За ее спиной открылась дверь, и она сразу поняла, кто это. Майлс привел Зака попрощаться с сестрой-двойняшкой. Дверь тихо закрылась.
Теперь их было в палате четверо, вся семья. Врачи и специалисты остались снаружи, ожидая.
— С Мией что-то не так, — сказал Зак. — Я ее не чувствую.
Майлс от этих слов побледнел.
— Миа… не выжила, Зак, — наконец выговорил он.
Джуд понимала, что нужно подойти к сыну, быть рядом с ним, но она никак не могла отпустить руку Мии, двинуться с места. Если бы она ее отпустила, то рассталась бы с Мией навсегда, а мысль о подобной потере была невыносима, поэтому она гнала ее прочь.
— Она… умерла? — спросил Зак.
— Врачи сделали все, что могли. Повреждения оказались слишком серьезные.
Зак начал срывать с глаз повязки.
— Мне нужно ее увидеть…
Майлс крепко обнял сына.
— Не делай этого, — сказал он, и оба заплакали. — Она здесь. Мы знали, что ты захочешь попрощаться. — Он подвел своего обожженного, перебинтованного сына к каталке, где лежала его сестра, стянутая бинтами, укрытая белой простыней, подключенная к аппаратуре на колесиках.