Так как времени у нее было немного, то ужин она приготовила самый простой. Но по тому, как он ел, она чувствовала, что он рад и такой пище. У нее же не было аппетита, и она лишь делала вид, что разделяет с ним трапезу.
– Вы хорошо готовите, у меня мама тоже хорошо готовит, – сказал Клод, отставляя чистую тарелку. – Знаете, я давно не ел приготовленной дома пищи.
Светлана, ожидая продолжения, напряглась. Ничего хорошего от этого разговора она не ожидала. Если Клод пришел к ней, значит ситуация в их семье достигла критической отметки.
Но Клод смотрел на нее и молчал. То ли он не знал, с чего начать, то ли не решался это сделать.
– Я хочу вас поблагодарить за то, что вы помогли мне в ситуации с Жан-Пьером, – вдруг проговорил он. – Я едва не лишился работы. А с ней сейчас здесь трудно. Много иностранцев понаехало, большой выбор специалистов. Ваша страна становится популярной.
– Клод, давайте с вами говорить на чистоту. Что у вас случилось?
– Ничего не случилось, – поспешно сказал он. При этом у него вдруг дернулся кадык.
– Вы просто решили меня проведать. Это очень любезно с вашей стороны. – Светлана постаралась, чтобы ее слова не прозвучали уж слишком иронично.
– Понимаете, Светлана Викторовна, я бы хотел, чтобы вы поговорили с Машей. Как вы полагаете, могут ли два человека любить друг друга и при этом быть друг к другу равнодушными и даже жестокими?
– Думаю, что нет. Хотя в жизни случается и такое. У нас иногда говорят: кого любим, того и мучаем.
– Не правда ли, странная любовь?
– Клод, над решением этих вопросов человечество уже бьется не один век, вернее, не одно тысячелетие. А потому подозреваю, что мы их вряд ли с вами решим прямо сейчас. Может быть, есть смысл перейти к рассмотрению конкретной ситуации?
– Вы правы, – вздохнул Клод. – Знаете, в последние дни мы практически с ней не видимся. Так получается, что я прихожу поздно, а ухожу рано. А Маша приезжает под утро и спит до полудня.
– Где же она бывает?
– Она говорит, что проводит время в ночных клубах со своим приятелем Валерием. Вы, кажется, его хорошо знаете…
– Он ее друг со школы.
– Это мне известно. Мы современные люди и каждый из нас понимает, что другому нужна свобода. И я не собираюсь ее ограничивать для Маши. И уж тем более не ревную. При современных нравах это просто смешно. Но когда свободы становится слишком много, то на каком-то этапе совместная жизнь теряет всякий смысл.
Лицо Клода внезапно приобрело странное выражение. Светлане показалось, что это лицо несчастного человека. Ей стало жалко его. Хотя чего еще другого следовало ожидать при такой семейной жизни. Не напрасно же раньше говорили, что семья – это ячейка общества. А если вместо ячейки она превращается в проходной двор, то рано или поздно люди почувствуют себя обманутыми. Семейная жизнь не может быть такой же, как случайные связи, без взаимных обязательств и взаимной ответственности. Если между членами семьи не возникает настоящего сцепления, такая конструкция обречена на разрушение.
– Вы приняли какое-то решение, Клод? – с тревогой спросила Светлана.
– Нет! – как показалось ей, даже немного испуганно ответил Клод. – Но оно зреет, – сознался он. – Но я бы этого не хотел. Но иногда я пытаюсь понять, что мы делаем вместе и не могу понять. Все теряет свой смысл. А его надо найти. Иначе… Вы понимаете?
– Думаю, что да. Ваша семейная жизнь потеряла для вас смысл. И вы бы хотели его снова найти. Причем, с моей помощью.
– В общем, это до некоторой степени так, – признался Клод. – Я пытался с ней разговаривать на эту тему, но она не желает ничего слушать. Она отвечает, что все нормально и нет поводов для беспокойства. И она все больше времени проводит в конюшне. А если мы о чем-то говорим, то в основном о ее жеребце. Не кажется ли вам это немного странным? Иногда мне кажется, что он и есть ее настоящий муж.
Светлана предпочла оставить без ответа последнюю реплику зятя.
– Что же вы хотите от меня?
– Вы же мать, вы можете поговорить с ней не так, как я.
– Но о чем говорить?
Клод удивленно посмотрел на нее.
– Как о чем?! Я же вам только что все рассказал.
Он полагает, что эту проблему можно решить так же быстро, как она решила его вопрос с Жан-Пьером. И даже не представляет, какую сложную задачу он перед ней ставит. Ему кажется, что человеческие отношения напоминают устройство машин, где для исправления нужно иногда всего лишь подвинтить один винтик.
– Хорошо, я попробую поговорить с Машей. Но что из этого выйдет, не знаю.
Клод не скрывал своего облегчения.
– Вы замечательная женщина.
– Вы ошибаетесь, самая обычная. Просто у меня чуть-чуть больше опыта. – «И этот опыт мне говорит, что я вряд ли сумею вам помочь», – мысленно добавила она. Но зачем его расстраивать раньше времени.
– Не буду больше вас задерживать.
Она проводила Клода до выхода и вернулась в комнату. И только сейчас обнаружила, что у нее голова больше не болит. Пожалуй, это единственный положительный результат прихода Клода, отметила про себя Светлана.
Глава 16
Стефанова по-прежнему не было на работе, и никто не знал, когда он вернется. И вернется ли вообще. По крайней мере, Тамара принесла слух, что вроде бы владельцы издательства не довольны им и хотят отрешить его от должности.
Хотя это было не более чем слух, причем, лишь один из нескольких, Светлана почувствовала некоторую тревогу. Она не хочет, чтобы он уходил. Она прочитала некоторые книги, которые он ей дал для ознакомления, и они ей понравились. Надо отдать ему должное, в отличие от многих других издателей он понимает, что такое настоящая литература. И они могли бы начать издавать действительно стоящие произведения. О чем она всегда мечтала. Ей было невероятно противно переводить бесконечные женские романы и боевики, которые они выпускали в бесчисленном количестве при прежнем руководстве. И, кроме того, она теперь почти не сомневалась в том, что если кто и сумеет по достоинству оценить ее творение, то это именно он. Но приходилось набираться терпения и ждать возвращения Стефанова. И надеяться на то, что ничего плохого с ним после этого не случится.
И все же большее место в ее мыслях занимала другая тема; состоявшийся разговор с Клодом и данное ему обещание поговорить с дочерью. Но что ей говорить, она не представляла. До сих пор все ее попытки натыкались на непробиваемую, словно крепостную, стену. А потому особых надежд на то, что на этот раз что-то изменится, не испытывала.
