– Трудно жить, если нет ничего более ценного, чем деньги?
– О-о, у меня есть пара вещей, более ценных, – серьезно ответил старик. – Две или три. Но я всегда стараюсь действовать наверняка. Очень неприятно, когда с моим сокровищем кто-то другой обращается как с дешевой игрушкой.
– Ты не думала о том, что тебе пора перейти к оседлой жизни? – спросил дедушка Джек.
Джейми чуть не выпрыгнула из собственной кожи. Что говорило о многом – она только что пришла с еженедельных физиотерапевтических процедур и очень устала. Они сидели в суперроскошном ресторане возле Елисейских Полей. Блюда от шеф-повара Люка Леруа, обладателя трех мишленовских звезд, таяли словно снег на ее горячем, усталом языке. Она предпочла бы сидеть в салоне Доминика, но не решилась пойти туда с дедом. Вот они и были сейчас в другой части Парижа, ели десерты, в которых лед соприкасался с огнем и рождал весну. И это стоило больше пятидесяти евро на каждого, мизерная частица в бюджете деда, хотя такая цена все равно вызвала у него возмущение.
– К оседлой – жизни?
– Да! Знаешь, ты выйдешь замуж, пойдут дети, и ты перестанешь мотаться по разным странам.
От удивления Джейми разинула рот. Ведь и отец, и дед смотрели на всех мужчин, которые приближались к ней и Кэйд, так, словно их нужно было проверить на бешенство.
– Твоя сестра так и поступила, – сказал дед Джек, как будто Джейми когда-либо в своей жизни подражала сестре.
– Мне показалось, будто ты хотел, чтобы я вела дела фирмы Кори, – сухо напомнила Джейми.
– Я в самом деле хочу, чтобы ты управляла делами нашей фирмы. Впрочем, учитывая твое упрямство, полезно наметить и другие варианты.
– У меня есть другой вариант. – Джейми достала кусочек льда, спрятанный под смесью из малины и карамели. – Я должна организовать в Абиджане круглый стол. Когда… закончу восстанавливающие процедуры.
К счастью, Джейми хорошо платила физиотерапевту. Слишком хорошо, чтобы та спешила сказать своей подопечной, что ей больше не нужно заниматься.
– Я советую тебе устроить круглый стол в Париже.
О господи, Кэйд и ему сказала об этом!
– Я с уверенностью могу тебе сообщить, что нам будет невероятно трудно получить для тебя визу в Кот-д’Ивуар. Там речь идет о тридцати процентах их валового национального продукта.
– Что-то не верится. – «Пожалуйста, дед. Закрой для меня границы. Дай мне возможность остаться здесь… в безопасности, чтобы рядом со мной были те жаркие, жаркие губы, чтобы меня держали сильные руки и не отпускали никуда…» Она дрожала от желания каждый раз, когда думала о нем. – Дед, ты удивишься, когда я скажу тебе, какой политический капитал я там заработала. Очень много жителей страны считают ценными мои усилия по прекращению эксплуатации детей и повышению рентабельности ферм, выращивающих какао.
Дедушка Джек хмыкнул, представив себе ту битву влияний, какую вели правительственные чиновники.
– Тебе Кэйд насплетничала, да? Поэтому ты примчался сюда?
Дед сделал вид, что возмущен.
– Ты думаешь, я не в состоянии оплатить своих шпионов?
Джейми сощурилась:
– Ты в самом деле держишь возле меня шпионов или просто стараешься выгородить Кэйд?
Дедушка Джек лишь усмехнулся:
– Лучше сама держись подальше от неприятностей, скажем, лет десять, и тогда я подумаю над тем, чтобы отозвать моих шпионов.
Джейми скрипнула зубами в приступе ярости. Дед Джек, Кэйд, отец – все они вели себя так, словно один-единственный инцидент уронил ее авторитет до уровня пятилетней девочки, слишком маленькой, чтобы одной гулять по улице. Но, что хуже всего, они были почти правы. В те первые дни она с трудом заставляла себя прогуляться. Теперь ей лучше. Париж – хорошее место для борьбы с собственными демонами. На улицах так много интересного и соблазнительного, а суровый реализм грязи и людских толп смягчался элементом сказки, присущим этому городу.
– Мне не хочется, чтобы у тебя начался роман с парнем, от которого жди еще больших неприятностей. Но я бы не возражал, если бы увидел тебя с кем-то, кто защитит тебя и сделает счастливой. Конечно, если ты обзаведешься семьей, тебе уже не захочется сбегать на край света. Может быть, научишься тогда посылать вместо себя других.
Джейми поглядела на свои руки, покрытые шрамами. В обществе деда она их не прятала. Сейчас на них выступила гусиная кожа. Она пыталась делать вид, что причиной стал холодный десерт, а не боязнь, что она никогда не вернет себе твердость и поэтому лучше уж доверит свою жизнь кому-то другому.
– Дед, разве я не говорила тебе, что моя сексуальная жизнь – мое личное дело?
Дед Джек нахмурился:
– Это просто неприлично. Твоя сексуальная жизнь. Неужели ты не можешь встречаться с парнем как нормальная девушка?
– По-моему, твои представления о приличиях уходят куда-то в пятидесятые годы.
Дед долго смотрел на нее проницательными голубыми глазами, которые унаследовали и она с Кэйд.
– Колючка, ты мне просто скажи вот что: есть у тебя в Париже приятель или нет?
Джейми смотрела на свои руки – на них теперь встали дыбом все волоски. Она вздохнула, пригладила их, скучая по огромной, жесткой руке, которая могла моментально убрать все мурашки. Он что-то говорил про их свидания, но от его слов до утверждения, что он ее парень, целая пропасть. Она самодостаточная, как женщины, которые постоянно живут на чемоданах, полагаясь на случай. В случае чего она найдет в себе мужество застегнуть молнию на чемодане и снова жить так, чтобы уважать себя. И она не хотела проявлять самонадеянность в отношении мужчины, которого знала всего три ночи и который никогда не оставался у нее до утра.
– Нет, – тихо ответила она, но ее пальцы терли и терли руку до локтя, а желудок взбунтовался, протестуя против такого отрицания. Она чувствовала себя Иудой.
Остаться в Париже. Обзавестись бойфрендом. Таким, который будет носить ее на руках, будто она драгоценность. Но ведь настоящая драгоценность – он сам, а не она. Неужели из-за того, что у нее сломлен дух, все это звучало так красиво и заманчиво, затягивало ее, словно в воронку? Ей хотелось, чтобы она никогда не выбралась из этой воронки и не вернулась к своей прежней жизни. Или это было просто оттого, что он был самым восхитительным мужчиной, какого она когда-либо встречала?
Дед откинулся на спинку кресла, а его взгляд стал холодным.
– Интересно. Знаешь, я сегодня разговаривал кое с кем о том, что сокровища для одного человека бывают мусором для другого. Мне поистине грустно, что ты так легко смотришь на это.
Доминик ждал рассвета.
