– Понимай как хочешь. Могу только сказать, что мы хотели как лучше. Было понятно, что ты не захочешь ни в чем участвовать…
– «Мы» – это кто? Ирина?
– Все, кто вложил в фильм деньги и силы.
– Ну, понятно…
– Марк, ну чего ты… Ведь даже интернетом не пользуешься. Сам забил на всех, а теперь возмущаешься, – вдруг заговорила Марина. – И вообще, тебе грех жаловаться: все всегда подстраивались под тебя, заметали твои следы, публично лгали, чтобы тебе, мальчику, нашему романтическому герою, жилось хорошо.
– Марин, ты многого не знаешь… Даже я не все знаю.
* * *
Семейная перебранка могла бы длиться вечно, но раздается звонок в дверь. Мы вновь, как по команде, смотрим друг на друга. Лицо отца Марка невозмутимо, мать похожа на женщину, которую застали с любовником, Маринка потирает руки в ожидании сенсаций, а Марк, судя по его усмешке, воспринимает все как очередную забаву. Я же предпочитаю пока ни о чем не думать, слишком много информации вновь свалилось на меня, – я взяла передышку, чтобы разложить ее по полкам…
– Неужели эти пронырливые журналисты уже здесь? – возмущенно говорит мать Марка.
– Давно пора привыкнуть. – Отец впервые демонстрирует свое раздражение. – После того, что она им там наговорила, они должны были здесь оказаться еще раньше нас.
Глядя на меня, Марк произносит:
– Думаю, это торт. Всего лишь праздничный торт. Позавчера я перенес заказ, очень уж хотелось испачкать тебя в нем, а потом… – он игриво мне подмигивает.
– Марк! – возмущенно взывает его мать. – Ты совсем уж… ни стыда, ни совести. Тут все-таки твои родители…
Но никто не обращает внимания на ее театральный пассаж.
– Мне открыть? – спрашиваю я, и Марк кивает.
Без особой тревоги я подыгрываю ему: с невозмутимым видом иду к входной двери. Играть с ним в этом трэше главных героев даже весело. Данная ситуация в очередной раз убеждает меня: совместное противостояние кому-то сглаживает взаимное недопонимание. Я иду, забыв про ложь, обиду и шпионские игры.
Уже в коридоре меня догоняет отец Марка. Он хватает меня за руку, а затем говорит, что откроет дверь сам. Мне становится смешно, ибо есть в его жесте что-то неоправданно-самоотверженное, какой-то отчаянно-показной героизм. Впрочем, он – взрослый мужчина и играет в подвиги не впервые, а потому я улыбаюсь и позволяю ему в очередной раз почувствовать себя героем.
Конечно же, за дверью нас ждет… торт! Все до банального просто: пока в квартире стоит гробовая тишина, кто-то ждет сражения, а кто-то – приключений, отец Марка платит деньги и ставит подпись на маленьком белом листе, я же гордо держу сладкое лакомство. И мы оба всем своим видом показываем, как мы счастливы – ведь нам принесли торт! Как не радоваться…
* * *
Но затем происходит неожиданное: курьер вдруг достает телефон и начинает нас фотографировать. Кино. От удивления я глупо улыбаюсь, словно специально пришла сюда, чтобы попозировать для праздничной фотографии. Отец Марка реагирует на происходящее быстро и профессионально.
– Что происходит? – спрашивает он.
– Агентство «Быстрые новости». Что случилось с вашим сыном? Почему он в инвалидной коляске? Это правда, что за рулем сбившей его иномарки был известный продюсер?
– Извините, мы вас не приглашали, – Петр Толковский захлопывает дверь перед пронырливым журналистом, однако тот успевает выкрикнуть вдогонку:
– Сколько она заплатила вам за молчание? Сколько стоит здоровье и жизнь вашего сына?
– Совсем оборзели, – произносит отец Марка и тихо добавляет – то ли мне, то ли для себя: – Не волнуйся, и не такое переживали.
Несколько секунд он стоит молча, глядя на дверь, затем переводит дух, разворачивается и идет на кухню. Я следую за ним. Его вид жалок. Всего пару минут назад он казался мне большим, важным гуру, теперь напоминает школьника, поджавшего хвост после первой в своей жизни двойки.
* * *
– Ох, как же он прекрасен, – наигранно щебечет мать Марка, когда мы возвращаемся с тортом.
– Никогда еще ты так не радовалась лишним калориям, да? – ерничает Марк.
– Да нечему особо радоваться, уже пронюхали, что мы здесь, – отец Марка усмехается, он уже пришел в себя. – Как в шпионском кино, курьер оказался не курьером, он нас сфотографировал. Так что собирайся, пора уезжать, – говорит он жене. – Неизвестно, как они это фото еще подпишут в интернете.
– Думаешь, стоит вот так вот бегать, а потом читать о себе всякую чепуху? – спрашивает Марк.
– Все равно ведь напишут чепуху, бегай не бегай…
– Что же нам делать? – подает голос мать Марка, от ее прежней уверенности в себе почти ничего не осталось. – Петенька, скажи же ему…
– Мам, ты так говоришь, будто это происходит впервые… не нагнетай, как обычно, страстей! – говорит ей сын, после чего обращается к отцу: – Ну, а как насчет меня? Мне стать волшебником, сделать вид, что могу ходить или что живу за границей?
– Делай что хочешь, – резко отвечает тот, а затем командует дочери и супруге: – Пойдемте!
– Петя!
– Что Петя-Петя? Что?! Нужно подумать…
– Мы что, зря приходили? – спрашивает она.
– Говорю же, дай мне подумать… – отвечает он.
Это смертельный удар… Марк выглядит так, будто все плохое, что могло с ним случиться, произошло здесь и сейчас, в эту минуту. Как жить, когда твои родители устраивают такие разборки в твой праздник… Но что я могу?.. чем помочь?.. как уберечь от подобного, если даже собственная жизнь не всегда принадлежит нам самим?
– То есть вы пришли сюда с определенной целью, о которой даже боитесь вслух сказать, а мой день рождения – лишь повод? – решается спросить Марк.
– Марик, не нагнетай. Просто мы Ирине очень многим обязаны и должны помочь ей, мне кажется, – говорит мать.
– Чем обязаны? Моим уродством, всей моей дурацкой жизнью или вашей карьерой и вашими деньгами? Слышать о ней не хочу, и если ты сейчас не замолчишь и не уйдешь, то и о тебе навсегда забуду. Ее для меня нет, так же, как и меня для нее нет. Уходите. Спасибо за праздник.
– Хорошо, хорошо, не волнуйся, уже уходим. Мариночка будет у себя, и если что, присмотрит за тобой, Марик, угу? – она вновь играет роль милой, заботливой матери.
– Свечку, что ли, будет нам держать?
– Не хами маме, сынок. После того, как мы столько времени разгребали последствия той истории с Лизой, ты должен быть нам благодарен…
– Замолчи!
– Все, все…
Наконец, они уходят. Дверь хлопает, и в квартире будто становится светлее.
* * *
– Почему бы нам не остаться здесь вдвоем навсегда? – говорит Марк, когда стихает шум лифта.
– Что нам мешает?
– Мне кажется, что это я у тебя должен спросить.