Адель стояла босиком на теплой подъездной дорожке и смотрела в ясное небо. Лучи солнца плясали в отражении луж, отбрасывая солнечных зайчиков. Измученное сердце девушки медленно наполнялось радостью и чувством восхитительного трепета. Здесь она не испытывала липкого страха, что на протяжении стольких лет отравлял жизнь. Танцовщица улыбнулась и прижала одну руку к груди. Было даже как-то странно не ощущать этой тяжести, что появилась после гибели родителей. Казалось, что теперь Адель стала настоящей, нет никаких масок и лживых убеждений в собственной нормальности.
Как можно глубже вдохнув свежего воздуха, девушка стремительно направилась в дом. Она так отчаянно хотела увидеть своих родителей и сестру, что уже просто не было сил ждать. Неужели всё закончилось? Неужели теперь Адель свободна? Как хотелось в это верить! Как же хотелось оставить все страхи в своей прошлой жизни и навеки забыть о них! Но что-то всё равно не давало ей покоя. Казалось, что кто-то ждет ее там... Где-то там за чертой, отчего дома. Танцовщица хотела обернуться, но увидела на пороге отца и забыла об этой затее. Он стоял в светлом костюме... В том, в котором его хоронили. Папа улыбался Адель, спрятав руки в карманах брюк. Он всегда так делал и никак не мог избавиться от этой привычке.
Девушка ощутила, как на ее глазах навернулись слезы. Впервые за долгое время, это были слезы искренней радости. Она со всех ног бросилась к отцу в объятия. Внешне они совершенно не были похожи, Адель была копией своей матери, а вот характер... Здесь она переняла отцовские черты. Наверное, поэтому танцовщица чувствовала особую связь именно с ним. Она крепко обняла своего родителя, и почувствовал аромат одеколона, что отдавал нотками хвойного леса и сочных трав. Девушка всегда любила этот запах, он ассоциировался исключительно с детством.
— Папа, — прошептала Адель, глотая сладкие слезы и крепче прижимаясь к родителю.
— Дочка, — он нежно поцеловал ее в щеку, и танцовщица ощутила, как приятно колется щетина, почему-то стало смешно.
— А где мама и Эрика? — Адель внимательно посмотрела в добрые карие глаза своего отца.
— В доме, готовятся к твоему визиту.
— Я так хочу их увидеть. Теперь я никуда от вас не уйду. Мы так долго находились в разлуке, но ничего, мы наверстаем упущенное. Обязательно наверстаем, будь в этом уверен.
— Что же ты такое говоришь? — отец изумленно посмотрел на свою дочь, словно она говорила несусветную чушь. — Тебе нужно будет уехать. Он же там совсем один, а оно знаешь, как бывает в жизни, одиночество может и до беды довести.
Адель ровным счетом не понимала, о чем и ком ей говорит папа, но она не решилась стоять на своем.
— Может, пойдем на качели? — предложила девушка. — Помнишь, как ты меня раньше катал? Подождем, пока мама и Эрика подготовятся.
— Отличная идея.
Адель шла под руку с отцом и чувствовала, как подол совсем легкого платья развивается у ее ног. Она ощущала себя такой счастливой, как никогда прежде. Сев на качели, девушка кивнула отцу, и он начал ее раскачивать. Распущенные волосы танцовщицы то и дело лезли в глаза, но это совсем ей не мешало. Всё было, как и прежде, а это самое главное.
— Нужно сказать маме, чтобы она тебя обязательно подстригла, — внезапно заявила Адель.
Отец убрал одной рукой со лба свою уже отросшую челку и смущенно улыбнулся.
— Да, ты как всегда права.
— И всё же, может, пойдем в дом?
— Нет, тебе туда еще нельзя.
— Ну почему? Мне безумно хочется побывать в своей комнате.
— Твоё время еще не пришло, — папа вмиг посуровел и одним резким движением остановил качели.
— Почему ты сразу начинаешь злиться? — растеряно спросила Адель, вставая на ноги.
— Потому что, рано тебе, ясно? — он схватил дочь за плечи и больно встряхнул ее. — Рано, понимаешь? Рано! — глаза налились кровью, и отец со всей силы ударил Адель по лицу.
Танцовщица резко пришла в себя и часто заморгав, посмотрела перед собой. Вместо отчего дома и залитой солнцем лужайки девушка обнаружила темную и сырую камеру с голыми бетонными стенами и холодным полом. Облик отца растаял и на его месте появился какой-то незнакомый мужчина лет тридцати. Темные волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб с глубоким вертикальным шрамом, что начинался от границы роста волос и тянулся до самой брови. Карие глаза пристально смотрели на Адель, а на тонких бледных губах мелькнула ядовитая ухмылка, от которой стало не по себе.
— Очнулась, наконец, — произнес незнакомец и выпрямился.
Танцовщица осмотрела себя и поняла, что сидит связанная на стуле. Веревка больно впилась в нежную кожу рук, а босые ноги настолько замерзли, что она их даже не чувствовала.
— Где я? — настороженно спросила Адель, стараясь освободиться от пут на своих запястьях.
— Над нами — полицейский участок, а здесь — камера пыток, — совершенно спокойно произнес человек.
Танцовщица опасливо осмотрела помещение и убедилась, что здесь они одни. Это наблюдение вселяло немного уверенности. Если только получится высвободиться, то есть все шансы вырубить этого незнакомца.
— Для камеры пыток здесь уж очень пусто, — произнесла Адель, не переставая пытаться освободить руки.
— Мне не нужны посторонние предметы, чтобы выбить из людей правду, — самодовольно заявил человек.
— Любопытно...
— Безумно, — мужчина подошел Адель и сел перед ней на корточки. — Я просил, чтобы мои люди были с тобой аккуратней, но они такие грубые по своей природе, — незнакомец состроил страдальческую гримасу и коснулся вспухшей щеки Адель костяшками своих пальцев.
— Кто вы? И что я здесь делаю? — танцовщица отвернулась, тем самым, не позволяя мужчине прикасаться к себе.
— Я — Дэвид Томсон, — мужчина грубо взял танцовщицу за подбородок и повернул ее в свою сторону. — Слышала про такого?
Адель испугано покачала головой, насколько это было возможно.
— Неудивительно, ведь ты не из преступного мира, — Дэвид хмыкнул и отпустил подбородок. — Но теперь, ты в одной связке с Зейном.
Услышав это имя, танцовщица вздрогнула и напряглась всем телом. Он мертв, мертв, мертв. Этот факт казалось еще чуть-чуть и размозжит черепную коробку. Всё что угодно, только не его смерть.
— Что вам нужно от меня? — пренебрежительно спросила Адель.
— Правда. Я хочу знать про этого ублюдка всю правду. Мы все были уверены, что он больше не решится на серьёзные отношения. А здесь такая удача для нас и опрометчивый поступок для него же самого. Теперь, когда у Зейна есть слабое место, у нас появились рычаги давления на него.
Девушка не сдержалась и заливисто засмеялась. Неужели он сам верит в то, что говорит? Какие отношения? Какие еще рычаги давления? Зейн неуязвим. По крайней мере, был таким, пока... Пока... А насчет серьёзных отношений тоже были спешные выводы. Их взаимосвязь может лишь отдаленно напоминать отношения. «Но ведь он спас меня» — подумалось внезапно Адель. Может, ли это служить доказательством его неравнодушного отношения к ней? Черт его знает! Зейн то исчезал, то появлялся в жизни танцовщицы. С ним она ни в чем не могла быть уверена до конца, кроме того, что Демон завладел ее сердцем.
Сильный удар по лицу заставил Адель перестать смеяться.
— Хватит! — прорычал Дэвид, нервным движением поправляя свои выбившиеся из прически волосы. — Если ты не хочешь медленно и мучительно подохнуть, тебе лучше быть паинькой и всё мне рассказать.
— Мне нечего тебе сказать.
— Да что ты! Многие убеждены, что Зейн подох при взрыве, но его тела не обнаружили. Он ведь жив, не так ли? Где он скрывается?
Адель сверлила Дэвида угрюмым взглядом, но ничего ему не ответила.
— Молчишь? — хмыкнул мужчина и подошел к железной двери. — Я даю тебе последний шанс.
Девушка по-прежнему ничего не говорила. Даже если бы она и знала всю правду, всё равно ничего не сказала. Жизнь сполна закалила Адель, и напугать ее было не так-то и просто. После всего, что она пережала за последнее время, остаться в здравом уме почти нереально, но танцовщица всё еще могла логически размышлять, а это уже что-то значит.
