— Что же, твое право, — Дэвид открыл тяжелую железную дверь и взял с порога ведро, поставив его, он вновь закрыл дверь.
Адель нервно сглотнула не существующую слюну и снова постаралась высвободить свои руки, но безуспешно.
Дэвид подошел к танцовщице, ударил ногой по стулу, и девушка упала на пол. Руки от удара жутко заболели, и эта боль отдалась где-то в области плеч. Перед глазами на мгновение закружилось, но Адель прикусила свой язык, чтобы не издать болезненный стон. Мужчина навис над ней, словно грозовая туча. Он заулыбался и с кулака ударил Адель куда-то в живот. Удар, похоже, пришелся на участок, еще не до конца заживших ран. Боль оказалась уж слишком сильной, но девушка лишь зашипела и едва слышно застонала.
— Будешь говорить?! — остервенело закричал у лица Адель Дэвид.
Она посмотрела на него и плюнула ему в отвратительную рожу. Он явно не ожидал подобного, поэтому на ничтожную долю секунды растерялся. Танцовщица ничего не могла сделать, даже в очередной раз постараться развязать руки — они были прижаты ее же телом.
— Ебаная сука, — Дэвид ударил Адель по лицу, и россыпь разноцветных точек заплясали у нее перед глазами.
Металлический привкус крови мгновенно заполнил рот, и танцовщице ничего не оставалось, как сплюнуть ее, чтобы не захлебнуться. Щека, на которую пришелся удар, казалась горячей-горячей, будто заполненная лавой изнутри. Зрение значительно ухудшилось, и теперь Адель могла только различать силуэты.
Дэвид резким движением развязал руки танцовщицы, отбросил в сторону стул и надавил пальцами на плечи девушки, где боль была самой невыносимой. Адель уже не смогла сдержать себя, боль, будто два острых ножа, пронзала плечи насквозь и казалась, сейчас раздробит все суставы. Она кричала до хрипоты в горле и мотала головой из стороны в сторону.
— Будешь говорить? — Дэвид на миг убрал руки.
— Пошел ты, — просипела Адель.
Он встал, и принялась избивать ногами, всякий раз попадая по ранам на животе. Первое время девушка пыталась сопротивляться и хоть как-то закрываться от ударов, но сознание то и дело тонуло в темноте. В те короткие промежутки, когда она приходила в себя, Дэвид таскал ее за волосы и продолжал зверски избивать. Жирной точкой в этом безумстве стало ведро холодной воды, которым он окотил Адель.
— Попробуем поговорить чуть позже, шалава, — бросил напоследок Дэвид, перед тем, как покинуть камеру.
Танцовщица лежала на полу в собственной крови и видела различные картины, что рождало ее покалеченное сознание. Она снова видела своего отца, который сердито твердил ей, что он учил быть стойкой и сильной. Где-то даже мелькала мама, и Адель даже могла поклясться, что чувствовала ее нежную ладонь на своем лице. Она всегда поражалась, как при постоянной стирке вручную материнская кожа всё равно оставалась такой гладкой и нежной?
— Ма, — едва сумела выговорить девушка. — Мама.
Сколько прошло времени, танцовщица не знала, да и не могла знать в столь критическом состоянии. Ей вообще казалось, что время застыло на месте и теперь она навечно останется в царстве зыбкого холода и кромешной тьмы.
Откуда-то далеко-далеко раздался лязг и скрип железной двери. Дэвид! Яркой вспышкой пронеслось в голове. Но что это могло дать? Адель балансировала на краю реальности и забвения. Может это вообще всего лишь очередной мираж? Девушка медленно свернулась в позу эмбриона, чтобы дрожь не так сильно сотрясала ее тело, но всё это было напрасно.
— Господи, господи, — встревожено кто-то повторял и ходил туда-сюда по камере. — Что делать? Что делать?
— Прикончи... Меня, чтобы... Чтобы я не мучилась, — с трудом произнесла Адель.
— Нет, не говори это, не говори таких страшных вещей.
Девушка увидела, как кто-то сел рядом с ней на колени. Она хотела повернуть голову, чтобы увидеть лицо вошедшего, но не смогла.
— Всё будет хорошо, моя мать тебе обязательно поможет. Нам нужно только выбраться отсюда.
Адель сглотнула и почувствовала, как кто-то аккуратно берет ее на руки. Но даже несмотря на бережные движения, тело болело до невозможности. Мысли спутались, ровно, как и образы.
— Всё будет хорошо, — уверенно повторял мужской голос, что казался девушке знакомым.
Собрав остатки сил, она с трудом повернула голову к человеку, который торопливо нес ее куда-то. Это был он! Ее персональный ангел-хранитель. Единственный светлый человек, в этом бескрайнем мире тьмы и зла. Гарри. Это был Гарри. И он вновь спасал ей жизнь.
Глава 32
Гарри уже не мог смотреть на кофе из больничного автомата. Он держал в руках бумажный стаканчик и боролся с желанием запустить его в стену и забыть, про этот чертов напиток раз и навсегда. Но парень понимал, что сейчас следует набраться терпения и не позволять минутной слабости завладеть рассудком. Но в тех обстоятельствах, в которых находился Гарри, было сложно подавлять в себе злость и панику.
Нужно было что-то делать, причем как можно быстрей. Когда люди Томсонов найдут Адель — лишь вопрос времени. Даже больница в пригороде не убережет девушку от этих ублюдков, что уже давно потеряли остатки человечности. Гарри был прекрасно знаком с тем миром, в котором жила семья Томсонов. Такой участи даже самому заклятому врагу не пожелаешь. Говард в своей пыточной камере на пару с сыном частенько любят издеваться над должниками. Но хуже всего, то, что управы на него нет: мэрия и вся полиция города подконтрольна исключительно Говарду.
Гарри прекрасно понимал, что с ним будет, если раскроется вся правда, но он был готов к этому. Полицейский никогда не мог подумать, что добровольно втянет себя в подобное дерьмо, но ради нее он согласился бы пойти куда угодно. Конечно, такая жертвенность казалась странной, тем более между ним и Адель ничего не было, даже дружбы. Но всё это неважно. Теперь главное скрыть ее от глаз Говарда.
Матери не было слишком долго, и Гарри от волнения готов был лазать по стенам. Он мысленно твердил себе, что всё будет хорошо. Мама заверила его, что с Адель не будет никаких проблем, телесные повреждения не смертельны. Полицейский всеми силами старался удержать эту информацию в своей голове, но перед глазами упрямо стояла жуткая картина с побитой и испачканной в крови танцовщицей. Она умоляла его прикончить ее. Гарри всё еще слышал хриплый и тихий голос танцовщицы. Мороз непроизвольно сковывал его тело, сосредотачиваясь в позвоночнике.
— Тебе стоит немного отдохнуть, сынок, — нежный голос вывел Гарри из мрачных мыслей.
— Как она? — Гарри встал на ноги и внимательно посмотрел на свою маму в униформе доктора.
— Нет причин для беспокойства. Органы в порядке, к счастью, ничего не сломано. Единственное, что были проблемы с плечами, но суставы были вправлены, сухожилия в порядке и разрывов никаких нет.
— Это хорошо, это хорошо, — повторил Гарри и сел обратно на свое место.
— Кто она, сынок?
— Мам, давай только без допроса, когда всё немного уляжется, я тебе обязательно расскажу.
— Я понимаю твое состояние, так же я понимаю, что ее кто-то избил и явно непросто так. Скажи мне, что мне не о чем волноваться.
У Гарри с самого детства никого не было кроме матери. Отец бросил их, когда мальчику не исполнилось еще и года. Конечно, в детстве он не понимал, почему у всех его одноклассников есть папы, а у него нет. Когда Гарри об этом спрашивал свою мать, то она ничего не отвечала, лишь утирала платком слезы. Был даже такой момент, когда Гарри отчаянно хотел отыскать своего отца. Он верил и надеялся, что папа будет рад познакомиться со своим ребенком. Парень прекрасно учился, был примером для одноклассников и отрадой для матери. Но когда Гарри вырос и узнал всю правду, его прежний немного детский мир бесповоротно разрушился. Отец просто испугался ответственности, когда узнал, что скоро родиться ребенок. Он убежал, как последний трус, оставив молодую Елену совсем одну.
В жизни Гарри было много всяких сложных моментов: бедность, жуткая ангина и отсутствие лекарств, залатанные брючки, с которых многие смеялись. Но всё это было таким несущественным пустяком. Несмотря, на житейские проблемы, Елена была всегда рядом с сыном. Она воспитывала его в строгости и всегда твердила Гарри, что он мужчина и не должен бояться ответственности. Он вырос, стал полицейским и надежной поддержкой для матери — единственного человека, который всегда готов прийти на помощь. По сути, кроме друг друга у них никого больше и не было на этом свете.
