комнату, а потом закрыл дверь. Ты наврал мне про Кеннеди. И ты испортил мне платье.
– Жаль. Платье тебе очень шло.
Я снова бросила на него сердитый взгляд.
– И я не врал тебе насчет Кеннеди, – добавил он.
– Еще как врал. Они с Феликсом друзья.
Как, впрочем, и мы с Феликсом? Ведь пока что мы не встречались как парень и девушка. Он сам так сказал!
А что, если Кеннеди являлась той самой другой девушкой, за которой он ухаживал? Эта мысль засела у меня в голове и никак не уходила. Нет. Точно нет. Это невозможно. Я проглотила комок, подкативший к горлу.
– Как скажешь, – пробормотал Роб. – Но будет лучше, если ты сама во всем разберешься. Судя по тому, как вы с Феликсом вели себя сегодня в столовой, вы довольно близки. Я не хочу, чтобы тебе потом было больно.
– Как будто тебе есть до этого дело.
– Мне есть, – вмешался Мэтт.
Ты, наверное, шутишь?
– Ну да, конечно. Я заметила, какое тебе было до меня дело, когда ты запихнул меня в свой шкаф, словно грязную рубашку. – Сказав о его рубашке, я вспомнила, как он эту самую рубашку снял. Вспомнила кубики на его животе. Его сильные руки. Хватит!
Роб засмеялся.
– Кто кладет в шкаф грязные рубашки? Сандерс, ты какая-то чудная.
– Обсудим это позже, – отрезал Мэтт, когда в класс вошел мистер Хилл. – Просто выбери день. – Я правда не могу. Меня посадили под домашний арест. На весь семестр.
– За что?
Я проигнорировала его вопрос.
– За что? – снова спросил Мэтт.
– Мисс Сандерс, вы собираетесь говорить на моем уроке?
Он что, издевался? Мэттью разговаривал со мной! Именно его вопрос прозвучал последним! Почему ему не сделали замечание?
– Нет, мистер Хилл, – выдавила я. – Прошу прощения. – Надеюсь, теперь он от меня отстанет. – Отлично. И раз вы так расположены к разговору, почему бы вам не почитать нам сегодня, с самого начала сорок седьмой страницы.
Только не это! Опять! Я принялась читать. Все читала и читала бесконечно долго. Мой голос стал хриплым, но мистер Хилл не предлагал остановиться. Я ненавидела этот урок. Ненавидела эту школу.
Я откашлялась, наверное, уже в сотый раз. И больше всего я ненавидела Мэттью Колдуэлла.
* * *
Дядя молча сидел за обеденным столом. Тишина меня просто убивала. Вероятно, он ждал моих извинений. Но мне не хотелось этого делать, поэтому я сидела и ковыряла вилкой рис в своей тарелке.
Он откашлялся. Я ждала, пока дядя что-нибудь скажет, но он все молчал. Возможно, он узнал о том, что на ланче я сидела вместе с Феликсом. Вполне вероятно, что он не ждал извинений, а хотел выслушать признания. Но я не собиралась делать ни того, ни другого.
Минуты тянулись невыносимо долго.
Наконец он отодвинул в сторону тарелку.
– Хочешь посмотреть сегодня кино?
Вот и шаг к примирению. Я это понимала. Только я еще не была готова к миру. Поэтому ничего не ответила.
Дядя вздохнул.
– Малышка…
– Я не малышка, – возмутилась я, роняя вилку в тарелку. – Можно, я уйду к себе?
– Я знаю, ты уже не ребенок, но…
– У меня во всей школе всего лишь два друга! И если ты запретишь мне общаться с Феликсом, друзей у меня станет в два раза меньше.
– Ты же понимаешь, я этого не хочу. Но тот мальчик…
– Ты его совершенно не знаешь.
– Я знаю достаточно.
Я уже собиралась поспорить, но в эту минуту зазвонил телефон. Я посмотрела на свою полупустую тарелку. Мне никогда никто не звонил. Единственной, кто знал номер моего телефона, была Кеннеди. Но она не звонила. Просто заходила, когда хотела.
Дядя встал и взял трубку.
– Квартира Сандерсов.
Последовала долгая пауза.
– Да, но это невозможно.
Еще одна пауза.
– Потому что она под домашним арестом.
Я опустила взгляд.
Дядя посмотрел на меня.
– Так это по учебе?
Снова пауза.
– Да. Понятно.
Еще пауза.
– Она не вернулась домой в оговоренное время.
– С кем ты разговариваешь? – шепотом спросила я дядю. Но он проигнорировал мой вопрос.
– Я абсолютно согласен, – отрезал он в трубку. – Конечно, конечно. Завтра вечером меня вполне устроит.
Еще пауза.
Дядя улыбнулся.
– И тебе тоже. Спокойной ночи! – Он положил трубку и повернулся ко мне. – Вот это, похоже, хороший мальчик.
– Кто? – Впрочем, не зря я чувствовала себя идиоткой во время этого разговора, ведь я уже догадалась, кто звонил. Но откуда у него мой телефон? На кой черт он объявился? Я же ему все объяснила! – Какой-то там Мэттью. Говорит, вы вместе работаете над проектом?
Я лишь кивнула, так как ничего больше не смогла ответить. Мэттью Колдуэлл совершенно точно не являлся хорошим мальчиком. Я не сомневалась – его прислали прямиком из ада, чтобы изводить меня. – Он просил разрешения позаниматься с тобой завтра днем. Я подвезу тебя. Спроси у него адрес на уроке.
Мэтт все устроил так, чтобы мне пришлось с ним завтра разговаривать? Самонадеянный придурок! – Но я под домашним арестом! Мы могли бы разделить обязанности в нашей группе, чтобы не пришлось встречаться после уроков.
– Учеба важнее всего. – Дядя взял свою тарелку и поставил ее в раковину. – Я помою посуду, а ты, если есть желание, можешь выбрать фильм.
Мне хотелось сказать, что Мэтт был вруном. Обманщиком. Агрессором! Но чтобы все это объяснить дяде, пришлось бы признаться, что мы с Мэттом целовались. И после такого признания он навечно посадил бы меня под замок. Тем более, что мы еще и родственниками могли оказаться. Боже, да что со мной творилось?
Мне стоило задать вопрос, который меня мучил. Задать его и расставить все по местам.
Но я даже не открыла рта.
В данной ситуации лучше не знать правды. Верно? Я глубоко вздохнула. Какая теперь разница? Я больше не поцелуюсь с Мэттом Колдуэллом. Никогда! Нужно сосредоточиться на действительно важных вещах.
– Пожалуйста, не запрещай мне видеться с Феликсом. Я буду делать всю работу по дому. Или, может… мне стоит написать сто раз «Прости» на листе бумаги? Или еще что-нибудь, только бы не сидеть больше взаперти?
Дядя положил тарелки в сушилку.
– Мама никогда не сажала тебя под домашний арест?
– Нет. Но я не делала ничего плохого. И все свободное время старалась заботиться о ней.
Он вытер о полотенце мокрые руки в пене и обернулся.
– Я не могу запретить тебе общаться со своими одноклассниками в школе. Но сейчас мне не хочется, чтобы ты виделась с Феликсом за ее пределами.
– А если он придет сюда? Когда ты тоже будешь дома?
– Ты в самом деле раскаиваешься? Потому что я до сих пор не услышал от тебя слов сожаления.
– Конечно. Мне очень жаль.
Дядя ничего не ответил.
– Я не хотела, чтобы ты переживал! – Я хорошо знала, какое это отвратительное чувство – тревога.
Она, словно вьющееся растение, окутывает твое сердце и постепенно разрушает его. – Прости меня. – Мы поговорим о Феликсе на следующей неделе, – кивнул дядя. – Каким я выступлю опекуном, если мой домашний арест на целый семестр в реальности продлится не больше двух дней?
– Очень хорошим опекуном?
Дядя засмеялся и продолжил мыть
