туда-обратно по коридору, и только белый халат развевался за его спиной, словно крылья, цвет которых ему дали авансом.
Он всё же направился к отделению для новорождённых. Сюда пускали на очень короткое время. В основном - матерей. Постоять возле стеклянных боксов, побыть рядом с теми, кого только-только произвели на свет, но кто уже столкнулся с такими трудностями, что они могли аукаться до конца дней.
Свою дочь узнал сразу. Вся в трубках, крошечная, синеватая… Только-только переведённая сюда из реанимации. И снова получившая билет в то же самое страшное место, где она будет находиться одна.
На память пришёл сон, который Малинин видел на днях. Его бабушка шла по деревне, где Миша так любил бывать в детстве, и звала кого-то. Софья. Софья. София…
Он даже посмотрел после значение имени - мудрость, наука. Да уж… Науки в появлении этого ребёнка на свет для Малинина было столько, что хоть стреляйся.
Михаил стоял, глядя на порождение их с Лией любви. Вот таким оно было - уродливым, едва дышащим на ладан. И сейчас, когда смотрел на ни в чём не повинную малышку, ему хотелось, чтобы её не стало. Чтобы она умерла, исчезла, не оставив после себя даже следа. Лии она была не нужна. Ему - тем более. Он уже знал, что вряд ли станет строить отношения с той женщиной, которая не просто ему лгала. У которой была какая-то своя жизнь, доступа к которой у Миши не имелось.
- Мне нужно сделать ДНК-тест, чтобы я мог быть вписан в свидетельство о рождении, если она выживет? - хрипло спросил он у сотрудника отделения неонатологии.
- Достаточно будет заявления, которое вы заполните с матерью ребёнка, когда станете получать документы, - ответил тот.
Малинин вдруг зацепился за то, о чём спросил секундой ранее. А что если Лия лгала ему и в этом? Что если зачала она девчонку вовсе не от него?
- Сначала ДНК-тест, - решительно сказал он и, бросив последний взгляд на стеклянный бокс, вышел.
Да, так будет правильнее - удостовериться в том, что ребёнок от него, а потом уже решать - писать отказную вместе с Лией, которая наверняка так и поступит, или же взвалить на себя тот крест, нести который ему будет вряд ли по силам.
Через два дня выписывали Лию. В общем она пробыла в роддоме две недели и за это время ни разу не видела их дочь. Об этом Михаил узнавал от врачей - появляться у Штерн в палате ему не хотелось от слова совсем.
Однако вот так бегать до конца своих дней от того, во что он сам и ввязался, было глупо. Малинин уже понял, что сейчас вся его жизнь лежит под откосом. Надя уехала, но он был этому только рад. Все планы на жизнь, которые строил с Лией, разрушены. Может, и к лучшему, что Тоня не хотела с ним разводиться?
- Ты так и не посмотришь на дочь? - спросил он с порога, заходя в палату к Лие в день её выписки.
Она вздрогнула и вцепилась в сумку, стоящую на постели. Повернула к Михаилу голову, окинула невидящим взглядом.
- Я написала отказ от неё. Думала, тебе уже сообщили, - пожала Штерн плечами.
Захотелось подойти к ней и встряхнуть - как сделал в тот момент, когда увидел, как Лия нюхает. Но он знал - это ни к чему не приведёт.
- Пока не сообщили. И я хочу забрать Софию. Сделал ДНК-тест, она моя.
Штерн застыла, её губы приоткрылись и изо рта вырвался смешок.
- А ты сомневался в том, что это не так? - уточнила она.
- После того, что увидел в ванной, сомневался, - ответил Миша.
Он стоял и всматривался в фигуру Лии. Какая-то прозрачная, бледная, с этим взглядом, который был устремлён куда угодно, но только не на собеседника - она была слабым подобием той, в кого он безоглядно влюбился когда-то.
- Значит, теперь сомневаться не будешь, - севшим голосом сказала Лия.
За ней пришли - молоденькая медсестра, в руку которой Штерн вцепилась так, словно та была единственным её якорем в этом мире. Они прошествовали мимо Михаила, а он стоял, не в силах пошевелиться.
Смог лишь прийти в себя и покинуть опустевшую палату, когда прошло несколько минут. Вышел, мысленно попрощавшись с Лией и своей мечтой, которую сейчас даже не мог облечь в слова, после чего направился прочь из больницы.
Увидел, как Штерн садится в тонированный мерседес, припаркованный чуть поодаль. Сел за руль и поехал домой.
Ему сейчас дико, просто до одури хотелось вернуться в прошлое. К Тоне, семье, к той безоблачной жизни, которая у него была. Но он знал - это невозможно. А вот больной ребёнок, который станет его карой и кармой - это то, чего он действительно заслужил.
София перенесла и вторую операцию. Гоня от себя неуместные и неправильные мысли о том, что его желания избавиться от проблемы не сбылись, Михаил выстраивал свою жизнь так, что теперь значительная её часть была посвящена дочери и пребыванию в больнице. Сам не зная, чем именно он может помочь Софии, он каждый день приезжал и каждый день находился возле дочери то время, которое можно было провести рядом.
И, того не замечая, начал к ней привязываться. А вот чувства к Лии перерождались - теперь это была не болезненная одержимость, которую он принимал за любовь. Теперь это была потребность в этой женщине, граничащая с лютой ненавистью. Малинину то казалось, что он готов простить ей всё, то перед глазами появлялась алая пелена такой злости, которой ни один человек не может испытывать в принципе.
- Михаил Евгеньевич, думаю, ваша дочь пошла на поправку и кризис миновал, - сказал ему врач, когда Малинин вышел из отделения, где лежали те крохи, которым не повезло с первых минут жизни. - Конечно, впереди еще очень много всего, но хочется верить, что самое тяжелое в прошлом.
Он приостановился и посмотрел на Мишу. Знал про то, что Лия отказалась от дочери, но не торопился поднимать эту тему. До сего дня.
- Скажите, а её мать… Она вообще не желает участвовать в судьбе девочки? - уточнил врач.
Миша нахмурился.
- Почему вы спрашиваете?
Его обуяло каким-то идиотским радостным предчувствием. А вдруг Лия всё же передумала и как-то проявила себя? Хотя, даже предполагать
