пора и работу работать.
Телефон мяукает очередным сообщением:
“Приезжайте завтра к 8.30, если это действительно срочно”. Андрей Петрович, видимо, не большой любитель тянуть кота за хвост.
— Илья, у меня завтра ранняя встреча. На утренний лед я, наверное, не попаду.
Ландау кивает головой и выходит из кабинета старшего тренера. Но тут же возвращается и забирает пустую тарелку из-под каши:
— Пообедай, пожалуйста, Эр, а то меня может рядом и не оказаться, когда ты свалишься в голодный обморок. А это будет неприятно, сезон не закончен.
И после этой саркастично-обиженной фразы хореограф окончательно уходит решать рабочие задачи.
Здесь каждый дух затерян внутри огня, которым он горит
— И что мне со всей этой ситуацией делать-то теперь, Андрей Петрович? — Именно этим вопросом Вика закончила свой короткий, но ёмкий рассказ о недавнем открытии, по ком же болит сердце у ее ученицы.
Психиатр покрутил в пальцах карандаш и произнес:
— Зависит от того, для чего вам нужен ответ на этот вопрос и насколько вы уверены в правильности своих выводов.
Женщина чуть прищурилась и с лёгким сарказмом произнесла:
— Поверьте, Мила весьма убедительно продемонстрировала мне свои чувства.
— Я так понимаю, рассказывать мне — как именно — вы не станете, — уточнил мужчина, — и вряд ли это была смска, судя по тому, что вы так заливаетесь краской.
Казалось, психиатра веселит смущение его визави.
— Хорошо, примем на веру ваши выводы. Как врач, по своему профилю, могу сказать только одно: накопительный эффект от того, что я ей прописал, будет примерно через месяц. До этого у вас граната с выдернутой чекой в руках. Из плюсов: она скорее убьет вас, чем наложит руки на себя. Так что жить ваша девушка будет, но, возможно, не той жизнью, которой ей бы хотелось.
Виктория смотрит на него недоверчиво:
— Вы серьезно сейчас про убийство?
— Слушайте, тренер! У вас в ноль выхолощенный почти подросток, отдавший все за призрак мечты и получивший — пшик! И, если я правильно вижу ситуацию, обе вы считаете, что в этом пшике есть вина ее тренера? — мужчина внимательно смотрит на собеседницу и слегка кивает, видя на ее лице подтверждение своим мыслям.
— Так вот если неудачно ткнуть в больное место, вы можете получить все, что угодно, от депрессии до психоза. А в психозе, да, иногда случайно убивают.
Врач увидел, как полиняло лицо женщины напротив и поспешно добавил:
— Да вы пока так не убивайтесь! Это же предельные варианты. В большинстве случаев все заканчивается обычной, ничем непримечательной истерикой и всеми стадиями проживания потери. Тоже так себе состояние, но это проходит. Люди переживают свои травмы и научаются с ними жить.
Виктория пристально разглядывала мужчину за письменным столом:
— То есть я правильно понимаю, что вы мне сейчас говорите: если все будет хорошо, то девушка 20 лет получит душевную травму, от которой вряд ли оправится полностью, а если все будет плохо, то плюс к травме она может получить срок за мое убийство?
— Ну, почему обязательно за ваше? — пожимает плечами психиатр, — На кого бог пошлет.
— Даже для меня это слишком цинично, Андрей Петрович, а я не бог весть какая тонкая натура, — бросает Вика.
— А у меня профессия не располагающая к романтизму, — спокойно констатирует врач, — Дело-то не в этом ведь, дорогая Виктория Робертовна. Я не психотерапевт, мое дело таблеточки прописывать, когда слово уже бессильно. Но демо-версию могу сыграть для вас.
Мужчина небрежно откидывается в кресле у офисного стола на тонких металлических ножках. В окне по левую сторону от стола мягко переливается осенними красками утро. Кабинет так стерильно безличен, что единственным крючком для взгляда становится книжная полка, заставленная справочниками. Стетоскоп отложен в сторону, на дальний от пациента край стола. Прозрачные песочные часы рядом с ним медленно текут осязаемым временем.
— Скажите, что вас действительно смущает в этой ситуации? Неужели для вас секрет, что ученики влюбляются в учителей сплошь и рядом? Это почти нормально. Глупо, но нормально, как минимум, распространено. И в большинстве случаев ситуация либо спускается на тормозах, либо получает развитие. В принципе вы можете пойти любым из этих путей. Это куда-то да выведет.
Вика выгибает аккуратную бровь и улыбается холодно:
— Вы всерьез полагаете, что с человеком, который отобрался на олимпиаду в высококонкурентном в стране виде спорта можно что-то спустить на тормозах? Мне что бегать от нее? А тренировать, убегая?
Виктория почти презирает его, даже не пытаясь скрыть меру недовольства такой рекомендацией. Доктора это немного забавляет и удивляет, так как он всего лишь очень умозрительно предлагает очевидно маловыполнимый вариант для того уровня контакта, который есть между этой женщиной и спортсменкой, что была у него на приеме недавно, но тренерша, кажется, вполне серьезно рассматривает даже невыполнимые варианты.
— Ну, тогда не убегайте. Девушка вам явно небезразлична. Вряд ли ее страсть продлится долго. Получив ответ, она успокоится. И жизнь потечёт своим чередом.
А это в ее взгляде уже не презрение, а возмущение, которое сейчас ему выдадут полной порцией:
— Вы понимаете, насколько аморальную вещь мне предлагаете?! Я этого ребенка с малолетства знаю! Я ее учитель! Я в конце концов в матери ей гожусь! Я всегда хотела, чтобы из нее получился хороший человек. Я делала все, в том числе и своим примером, чтобы они отличали добро от зла. А вы мне говорите что? "Переспите с вашим ребенком! От вас не убудет, а ей быстро надоест!" Вы понимаете, что несёте?!
Блондинка становится резкой, колючей, словно вся превращается в острые грани и готова резать каждой, если ее задеть.
— Знаете, чего важного я не слышу в ваших словах, Виктория Робертовна? — мягко говорит психиатр. — Я не слышу в них про вас, ваши желания и возможности. Вы не говорит, что не можете этого сделать, потому что вам противно или вы связаны другими отношениями, или вам не нравится именно эта девушка физически. Вы понимаете, что вы готовы стать объектом ее желаний и дорогой к их реализации, чего бы вам это ни стоило? Давайте честно, это даже более ненормально, чем рваться к железяке, которую вы называете золотой медалью!
В ответ на эти слова снова презрительный взгляд, который вызывает у врача едва заметную улыбку.
— Влюбленность вашей фигуристки — это ее жизнь, ее опыт. Она его проживет неизбежно. И опыт отказа однажды переживет. И опыт снисхождения. И много других неприятных и приятных опытов. И, да, у нее останутся душевные раны от этого. И это будут ее,
