а не ваши раны. Не спешите их принимать на себя, ресурса не хватит.
Андрей Петрович делает небольшую паузы, удобнее размещаясь в рабочем кресле.
— А по поводу того, что вам делать. Вы верно сказали: вы знаете ее с малолетства, вы ее воспитывали. И вы лучше меня знаете, как поступать с ней, чтобы она не навредила ни себе, ни вам. Вы лучше думайте, как вам поступать с собой, чтобы себе не навредить, пока вы выстилаете ей дорогу в светлое радостное будущее с единорогами и розовыми пони.
Мужчина внезапно наклоняется над столом, несколько приближаясь к собеседнице:
— И да, Виктория Робертовна, я уверен, что никакой вашей вины в состоянии этой спортсменки нет. Всего лишь стечение обстоятельств. Жизнь, как она есть! Но пока в это не верите вы, она верить тем более не будет.
Его награждают коротким кивком головы и холодным:
— Я приму к сведению ваше мнение.
"И что у мужчин за универсальный способ решения всех проблем: переспать", — нервно думает Вика, покидая приемную психиатра. С другой стороны, одну ценную мысль она услышала: тянуть до конца месяца со всеми разговорами.
Интернет-приложение в магнитоле запускает микс дня из музыкальных подборок:
Мы так боимся спать,
Что не смыкаем глаз,
И легкой поволокой скрыты сны от нас.
Мы так боимся ждать,
Что кругом голова,
И так необходимы близкого слова..
Только не исчезай,
Не уходи, постой!
Только не оставляй!
Дыши со мной, дыши со мной!
Только не исчезай,
Не уходи, постой!
Только не оставляй
Меня с собой, меня с собой…
Впереди рабочий день. Если повезёт, спокойный.
****
“Не повезет”. Ровно это приходит в голову, когда Вика видит у ворот “Сапфирового” “скорую”. Женщина влетает в холл первого этажа ровно в тот момент, когда по тому же холлу проезжают носилки. На них лежит скрючившись с белыми даже под красной помадой губами Милка.
— Твою ж мать! — в гуле взволнованных голосов первого этажа тонет эмоция Виктории.
За носилками трусят Григорьев и Ландау.
— Что произошло? — обращается она к обоим, но Илья только машет рукой, а Миша хватает ее и тащит за собой молча.
— Илья Сергеевич, собирайте летучку, перераспределите обязанности, чтобы тренировочный процесс шел по плану, — уже выбегая за Михаилом, командует Домбровская.
Ландау останавливается в дверях. Секунду стоит в размышлениях, потом разворачивается и переводит свое внимание на собравшийся в холле народ: спортсмены, тренеры, помощники, охрана и, кажется, даже пара поварих выскочили из столовой.
****
Виктория догоняет носилки, вглядывается в Милино лицо с темными потеками туши от непрекращающихся слез боли. Берет ее за руку и чувствует, как ледяные пальцы вцепляются в ее ладонь:
— Милочка, маленькая! Где болит? — склоняется как можно ближе к носилкам, но девушка только всхлипывает и все крепче вцепляется в ладонь Домбровской.
— Я даже вдохнуть не могу нормально, — наконец выплескивается из фигуристки с новой порцией слез.
Вика потерянно и зло смотрит на фельдшеров:
— Сделайте что-нибудь?!
— Да что мы сделаем?! — бурчит один, — Ее час назад закололи, нельзя ей больше!
Пока врачи пакуют Леонову в свою машину, водитель доходчиво объясняет Григорьеву, что им с Викторией разумнее ехать следом на своем авто, потому что туда-то их, конечно, с мигалками довезут, а обратно — сами, все сами.
****
Следуя за машиной “скорой”, Вика слушает короткий рассказ Миши о произошедшем.
— Вообще, мы толком и делать-то ничего не начали. Ну, размяли ребят, пустили на лед. Первые круги, первые фигуры. Я еще и не подключался так-то. Илюха, тот поактивнее катал их, думаю, и видел больше, потом у него порасспросишь детали. Ну, пошли в отработку первых прыжков, да не прыжков так, заготовки. И тут она делает перепрыжку по сути, валится на лед и чуть не воет.
Тренер резко выкручивает руль, поворачивая за “скорой помощью”.
— Ну, чего. Позвал врача, говорю: “Коли! Девчонка мучается, пусть хоть “скорую” дождется без боли”. А он мне: “Фиг тебе, Мишка! Я вашу Леонову обколол прямо перед тренировкой. Сама пришла.” Он, конечно, тот еще красавец, хоть бы с кем посоветовался или хоть после сообщил, но делать-то что теперь? Она у нас 15 минут лежала до приезда врачей. А у тех то же самое из обезболивающего. И им колоть ее больше нечем. В общем, я столько всякого видел, но пока ее выносил со льда с парнями, пока на носилки клал, думал поседею окончательно, понимая, насколько ей хреново.
— Дура упертая! — почти неслышно шепчет Виктория. И громче: — И мы дебилы! Надо было предполагать, что она не послушает никаких добрых пожеланий. Не девка, а конец света, — резюмирует в итоге женщина.
И с этой фразой они въезжают в ворота хирургического центра следом за скорой помощью.
Мольбу, быть может, позднюю творя, молю, помедли здесь, где мы страдаем
Когда долго занимаешься одним делом, теряется ощущение движения внутри общего потока, и только временами, обычно из-за каких-то совершенно побочных ударов судьбы, внезапно замечаешь, как далеко то время, когда ты начинала. Вика с неожиданным удивлением осматривает трибуны ледового дворца на очередном этапе национального кубка. Если бы ей пятнадцать лет назад, когда на только начинала выезжать со своими спортсменами на старты такого уровня, кто-то сказал, что пройдет совсем немного времени и вот этот, внутренний кубок, совершенно проходной, коммерческий турнир для фигуристов исключительно России, приедут снимать ведущие спортивные телеканалы страны, журналистов придется отгонять от раздевалок грозными окриками, а болельщики перекроют доступ с улицы так, что коридоры внутри людского потока для спортсменов будут прокладывать с помощью полиции, да они бы посмеялась в лицо придумавшему эту фантазию.
Но вот они стоят под прицелами камер, огромное табло под куполом показывает лица тренеров, а зал заходится приветственными аплодисментами. Вика поднимает в очередной раз глаза и тут же опускает, на экране крупно лицо Ландау, легкая улыбка. Мужчина пытается не замечать вакханалии болельщиков. Они играют в странную игру “не рядом”, “не вместе”. Впрочем, они играют в нее вообще на публике, потом что никакого отношения не имеет личная жизнь к тому, что должны видеть и понимать зрители, но только сейчас игра пошла всерьез. Теперь это не от болельщиков, а друг от друга. Важнее и сложнее правильно вести партию и помнить урезанную партитуру.
Второй этап Национального кубка они все запомнят этим странным танцем отстранения и сближения. Даже Мишка Григорьев, который к нему не имел никакого отношения по сути, но невольно тоже стал участником. Два дня их трио его танцевало у бортика с дичайшей настойчивостью.
