Реакция Максима была ожидаемой. Он вскочил, стул опрокинулся на пол, но, не обращая на это внимания, Круглов забегал по столовой, размахивая руками.
– А если нам «перекроют кислород», как ты думаешь, кому будет принадлежать агентство? Неужели нам? Этот господинчик все просчитал. Я больше чем уверен, что клиенты от нас ушли, потому что им заплатили! И заплатил он!
– Я тоже так думаю, – спокойно ответила Оксана. Продолжать разговор ей стало неинтересно. По реакции Максима она поняла, что вопрос о сотрудничестве с Илларионовым решен. – Делай как знаешь. Мне бы не хотелось участвовать в этой истории.
Максим мысленно перекрестился. Он ожидал долгих разговоров, увещеваний, угроз и упреков, условий и наконец согласия. Максим знал, что Оксана – крайне щепетильный человек, и понимал, что шансов убедить ее быть компаньоном в этом проекте почти нет. Почти, но… Сейчас же, по здравом размышлении, он был рад, что, во-первых, разговор получился короткий, а во-вторых, что Оксана оказалась так категорична в своем решении. Это развязало ему руки. Он сам займется «грязным делом». Присутствие же Оксаны заставляло бы его мучиться и находиться в постоянном «оправдательном» состоянии – ведь совершенно очевидно, что и методы работы будут такие же неприличные, как и сама задача. Они разошлись по разным комнатам. Максим стал готовиться к разговору с Илларионовым, а Оксана, удобно устроившись на диване с книжкой, пыталась читать. Но ничего не получалось. Она все время возвращалась мысленно к разговору с Максимом и решала, стоит ли попробовать уговорить его отказаться от этого предложения. Оксана отлично знала, что такое, когда мучает совесть, когда болит душа и когда ты сознаешь, что все ошибки были сделаны тобой и исправить их невозможно.
Это оказалась самая удобная и уютная комната в их доме. Было ли дело в огромном светлом ковре с недлинным, но нежным ворсом, в больших полукруглых окнах, которых с улицы касались тяжелые ветви елей, или причина крылась в том, что здесь стояла маленькая кроватка, лежало много игрушек и царил вечный детский хаос. Сейчас, например, из большой плетеной коробки торчали две ножки в теплых тапочках и попа, обтянутая голубыми джинсами. Попа выбрасывала из коробки игрушки. Наконец они, по-видимому, иссякли, из коробки показалась голова:
– Мама, нет. Кто-то взял и унес машинки.
– Машинками играешь только ты, никто не мог их взять. Вера наблюдала, как Мишка пытается вылезти из плетеной корзины.
– Мог. Няня Люся. Она могла унести своим детям.
– Миша, если бы няня взяла, то обязательно бы тебе сказала. Ведь так все делают, если что-то хотят взять чужое, всегда спрашивают разрешения. – Вера что-то еще хотела добавить, но Мишка на косолапых ножках подошел к ней, плюхнулся прямо на ковер и, положив голову на ее колени, произнес:
– Все, я буду отдыхать, а ты мне развлечения рассказывай.
– Какие же «развлечения» тебе рассказывать?
– Сказочные. Или любые. – Мишка засунул палец в рот и в ожидании сказок уставился на большую белую люстру, висящую под потолком.
Еще через двадцать минут Вера и зашедший в детскую Владимир переложили сына в кроватку. Он засыпал мгновенно, не капризничая и не одолевая всех детскими требованиями. Володя и Вера немного посидели рядом с ним, а потом тихонько вышли. По дороге Вера наклонилась и выдернула из белого меха большой красный леденец. Судя по всему, его, как и машинки, потерял Мишка.
Супруги расположились в небольшой комнатке рядом с детской. Здесь спала Вера, когда Мишка был совсем маленьким. Она не доверяла няням, сама вставала по ночам, когда сын болел, когда его мучили кошмары, когда ребенку просто не спалось. Иногда приходил Владимир, и тогда они оба при свете маленького смешного ночника сидели в детской, клевали носом, каждый другого отправляя спать, но никто из них не уходил. Только под утро супруги устраивались на большом диване и спали, пока сын не открывал глаза и не требовал завтрак. Те дни Вера вспоминала часто – несмотря на заботы, бессонные ночи и кучу неизведанных доселе проблем, это было чуть ли не самое счастливое время. И Вера, и Владимир почувствовали себя настоящей семьей. И дело было не только в появлении Мишки. В конце концов, многие бездетные пары являются семейным образцом, но случай с Верой и Владимиром оказался особым. Самим фактом появления Мишки была поставлена точка в той страшной истории их знакомства. Отныне и ради них самих, и прежде всего ради детей прошлое удалось перечеркнуть, забыть и считать с тех пор дурной фантазией.
– Ты почему так рано? – Вера посмотрела на мужа. От нее не укрылось то, что Владимир усталый и недовольный. – Проблемы в конторе?
– Да нет, там все нормально. Просто захотелось домой раньше поехать. В Москве сутолока, машины, люди, все какие-то сумасшедшие. А здесь… Здесь тихо, даже боец основной заснул.
– Ты не видел, как он буянил. Машинки искал.
– Которые сам же и засунул куда-то.
– Конечно, в последний раз Люся любимого медведя нашла в своей кладовке.
– А Егор приехал?
– Нет, но машина уже ушла.
Егор учился в школе неподалеку от дома. Частная школа, построенная на деньги жителей окрестных коттеджных поселков, была небольшой. Вера и Владимир тогда тоже передали солидную сумму на строительство и теперь могли не беспокоиться за сына. Учителя там работали хорошие, была охрана, а на дорогу, даже в самое «горячее время», уходило не больше двадцати минут. Родители радовались успехам Егора. Мальчик, хоть и отличался беспокойным нравом, был сообразителен и проявлял явные способности к точным наукам. Владимир с гордостью посещал родительские собрания. Вера же, как бывший педагог, иллюзий насчет Егора не питала. Она знала, что пройдет еще не один год, пока мальчик определится с выбором. А за это время перепробует и музыку, и математику, и языки. Когда-то с ее учениками происходили такие же метаморфозы.
Сыновья составляли основу жизни Веры. Все ее планы, и близкие, и дальние, были связаны исключительно с ними. Словно Вера растворилась в их жизни, перечеркнув прошлое. Владимир, наблюдающий за такой всепоглощающей и вместе с тем очень требовательной любовью, не уставал поражаться силе духа своей жены. Казалось, ее душевные силы были неиссякаемы. «Ведь они вырастут. Будут нас огорчать, ссориться с нами, влюбляться, уходить и возвращаться. И она как мать сильнее всего почувствует это взросление, это неизбежное отдаление», – думал иногда Владимир, наблюдая, как Вера, обняв заснувшего Мишку, лежит, уткнувшись в его вихры. Самым страшным для Владимира в такие моменты были мысли о том, что может случиться нечто, сумеющее нарушить их покой. Внимательно приглядываясь к окружению и тщательно выстраивая свою оборону, Владимир перестраховывался и даже с людьми, давно знакомыми, держал дистанцию. И сегодня, на следующий день после приема в посольстве, откуда супруги уехали встревоженные встречей с прошлым, он еще раз с удивлением отметил то любопытство, которое проявляет к ним Бухаров, поэтому, бросив все дела, и примчался домой раньше обычного. Владимиру казалось, что весь его мир требует защиты.
