– Белль, – вкрадчиво начинает доктор, – сдается мне, что в последнее время ты себя неважно чувствуешь.
– Да, доктор, – уныло отвечает она.
– Так я помогу тебе. Пожалуйста, повернись.
Вместо того чтобы повернуться к доктору спиной, дав ему возможность связать ее и завязать ей глаза, Белль встает с кровати. Сбрасывает шелковую сорочку, падающую на пол, и остается в одних чулках. Но она не ощущает ни стыда, ни желания – ничего. Ей все безразлично. Она чувствует себя так, будто может сейчас взять и выйти голой на улицу, и все равно, кто будет смотреть на нее и что с ней будут делать. Она подходит к доктору и видит, что он рассматривает ее синяки. Думает, что до сих пор он еще не видел ее такой избитой. Лицо его бледнеет, он выглядит еще печальнее, чем обычно. Белль наклоняется и поднимает чемоданчик доктора. Он потрясенно наблюдает за ней, не в силах произнести ни слова. Она нарушила правила его игры. Белль ставит чемоданчик на кровать и начинает копаться в нем. Достает изогнутые ножницы и протягивает ему.
– Доктор, я хочу, чтобы вы помогли мне. Пожалуйста, – говорит она, глядя ему в глаза тяжело и решительно.
Доктор моргает, пораженный силой ее взгляда. Он озадачен. Но постепенно приходит в себя и снова начинает играть.
– Хорошо, Белль, я помогу тебе, – говорит он, глядя на ножницы в ее руке.
Она сама закрывает себе глаза повязкой, ложится на кровать и замирает. Ждет, когда почувствует прикосновение острого инструмента.
– Пожалуйста, – просит она, – избавьте меня от боли.
Она чувствует, что доктор навис над ней.
– Белль, – раздается его уже не такой уверенный голос. – Что случилось?
– Доктор, пожалуйста, вырежьте мне сердце. – Ее голос осекается.
Она ждет, когда металл пронзит кожу, когда из нее начнет вытекать кровь и наступит желанное облегчение. Но вместо этого доктор снимает с ее глаз повязку и садится рядом. Ножниц уже не видно.
– Милая Белль, что случилось? – спрашивает он, нежно гладя ее по волосам.
– Ах, доктор, – восклицает она, – я полюбила человека!
Разрыдавшись, она прижимается лицом к его голой груди.
Доктор обнимает ее и успокаивающе похлопывает по спине, пока ее плечи не перестают содрогаться. Она поднимает голову и смотрит в его серые, словно тучи, глаза, такие же, как были у ее отца.
– Что мне делать, доктор?
– Бедная, бедная Белль. Боюсь, что у меня нет лекарства от любви.
– Прошу вас, доктор, пожалуйста, скажите, как мне быть. – Она опять бросается ему на грудь. – Я люблю, а он не приходит. Я ждала, ждала… – Ее руки сжимаются в кулаки. – Я больше не выдержу. Я брошусь в канал. Я не могу вернуться домой, не увидев его…
– Будет, будет, Белль, – утешает ее доктор, гладя по спине. – Успокойся, дорогая. Еще не все потеряно.
Она с надеждой смотрит на него.
– Единственное известное мне лекарство, которое помогает при любви, – это сама любовь. Почему бы тебе не разыскать этого человека? Ведь ты, Белль, знаменитая венецианская куртизанка! Ты не допустишь, чтобы любовь тебя победила. – Доктор гордо хлопает ее по обнаженным ягодицам. – Я не сомневаюсь, ты сумеешь соблазнить его. Тем более если любишь его.
– Где же мне его искать?
– Ищи и найдешь, моя дорогая. Венеция не такой большой город.
Она до того благодарна ему за эти ободряющие слова, что вытирает слезы и обнимает его. Они оба обнажены, но это дружеские объятия.
– Извините меня, доктор, – кротко молвит она. – Я сегодня думала только о себе и потратила ваше время. Хотите начать сначала?
– Нет, дорогая Белль. Я, пожалуй, пойду. – Он гладит ее по голове и нежно целует в макушку. – Знаешь, ты мне очень дорога.
Он встает, берет аккуратно сложенную рубашку со стопки одежды на стуле и начинает одеваться.
– Такую женщину, как ты, нужно ценить, словно сокровище. Мне больно видеть, что с тобой делает муж.
Белль опускает взгляд на свое тело и осматривает синяки на бедрах.
– Я вела себя вызывающе и заслужила это.
– Ни одна жена не заслуживает побоев, – с большим убеждением произносит доктор, поднимает ее подбородок и заглядывает в глаза.
Она стыдливо отводит взгляд. Ибо ей стыдно вызывать жалость у доктора. Почему она не может быть с мужем потактичнее? Ведь при желании можно избежать ссор. Ей начинает казаться, что она женщина, которой нельзя выходить замуж. Ей бы следовало родиться в Америке и вырасти в современной свободомыслящей семье. Может быть, она бы стала танцовщицей или актрисой и снималась бы в тех фильмах, которые так любит. О, если бы она умела танцевать чарльстон и беззаботно хохотать! Но в Варшаве ничего подобного не было. Там не место веселью. А когда пришла война, в Варшаве поселилась смерть.
Стоило доктору закрыть дверь, как Белль садится на кровать и на несколько минут задумывается. Доктор прав. Нужно найти Сантоса. Что, если это проверка, которую он сам ей устроил? Уверенности в этом нет. Он обещал освободить ее. Но, может быть, сначала она должна показать, что верит ему? Она слишком долго этого ждала, чтобы позволить своему счастью уплыть из рук. Она не отпустит его просто так. Белль распахивает гардероб и достает костюм моряка. Пора снова стать мальчиком и найти мужчину, который похитил ее сердце.
Она наблюдает. Прикрывается фотоаппаратом, как щитом, но не фотографирует. Селия лежит навзничь на кровати с балдахином в Бархатной Преисподней. Руки ее подняты и привязаны к кровати, глаза закрыты от наслаждения. Леонардо стоит на четвереньках над ней, сжавшись, как лев, и лижет, ласкает ее. Валентина подносит фотоаппарат к лицу и пытается сосредоточиться, чтобы сделать хороший кадр, но не может. Она даже не понимает, кто ее больше заводит: Селия в ее сладостном забытьи или же Леонардо, доставляющий ей удовольствие. Доведя Селию до оргазма, Леонардо садится рядом на корточки и нежно гладит, потом отвязывает ее руки. Селия приподнимается и смотрит прямо на Валентину, довольная, как сытая кошка.
Леонардо тоже к ней поворачивается.
– Видите, как я заботлив, если мне подчиняться? – говорит он Валентине, улыбаясь карими глазами.
Она вспыхивает. Почему-то, наблюдая за Леонардо, который занимается любовью, она смущается больше, чем если бы видела какого-нибудь незнакомого человека. Сложением он не похож на Тео. Он не такой худой и высокий, его тело – сплошные мышцы и мужская сила.
– Брось ты эту камеру. Иди к нам, – говорит Селия, протягивая к ней фарфоровые ноги. Какое совершенное тело, думает Валентина, чистое и свежее, словно лилия. Как бы ей хотелось снова почувствовать ее запах, ее невыразимо нежные губы на своей коже.
Леонардо чуть-чуть наклоняет голову набок и улыбается.
