– А чё, – выпятил губу Валька. – Некий резон в этом просматривается. Шопоголизм, как и другие виды аддикций, места для секса не оставляет.
– Я тоже так думал, – грустно сказал Стасик. – И что из этого вышло…
– Так расскажи, облегчи душу!
– Вы мою Оксанку знаете, – начал Стасик горестно, – я ж ее тоже из командировки привез… А почему?
– Да, почему?! – хмыкнул Валька. – На наш дамский контингент этот твой скотский поступок произвел самое неблагоприятное впечатление. Мне Ленка из маркетинга рассказывала.
– Да, а я вот привез! Во-первых, она рыжая была, не крашеная, а натуральная, – я в первый раз таких видел… У нее веснушки тогда были – во! – Стасик показал присутствующим золотистую крышечку от пивной бутылки. – И везде!.. На лице, на руках, на груди, на… ну, не важно. И вот что странно, ее этот хохлацкий говорок – «хга» да «хга» – меня аж до кишок продирал! Я прям не знал, куда деваться, как меня столбило от этого ее гаканья! Никакой виагры не надо!
Зайцев в сомнении склонил голову к плечу и стал похож на щенка, впервые увидевшего живую лягушку.
– Ага! – подтвердил Стасик, чуть ли не утирая слезы.
Хотя это, возможно, были капли запоздалого пота.
– Еще у нее все было «энто» и на «аку». Кайф, я просто заходился!
Тут удивились все – проясни?
– Ну, называла она так – «онтот парняка», «онта бутыляка»… Ох, как вспомнишь! – Стасик аж закачался, схватив себя за щеку. – А как начнет анекдоты хохлацкие травить – умереть можно было!
– Пример приведи, будь так любезен, – вступил Паша, доливая всем после отстоя пены.
– Да вроде и ничего – так, ля-ля, но с этим ее выговором…
– Ну ты давай, давай!
Они чокнулись, если можно чокнуться мягкими пластиковыми стаканами, и Стасик, напрягшись, сказал писклявым и натужным голоском с малоросским акцентом:
– Та ж одна баба ночью высовываться с окна и гховорить – ай то ж там за подлюка ссыть под окном? – То я, мамо! – Пысай, пысай, моя мурмулеточко!
Мужики прыснули – вообще-то непонятно почему. Такой юмор у них в офисе не шел. А тут, под пивасик, – ну в самый раз!
– Да, самому теперь непонятно, чего меня так перло… Но перло же! А еще она матом так забавно ругалась…
– Фу! – поморщился Валера. – Это как-то… неинтеллигентно… Молодая девчонка…
– Да она не со зла – просто у них там так принято. Там это и за брань-то не идет – так, обычно…
– Для связи слов? – подсказал Голубев.
– Типа да, – кивнул рассказчик. – Да так и к месту у нее выходило! Соседка у них склочная была – дома частные через забор, так моя Оксанка ее «энта Кизда Иванькивна» называла. Вроде и придраться не к чему…
Компания хмыкнула, запомнила, причем каждый из присутствующих подумал о своем, глубоко личном.
– Короче, я к этой ее хохлацкой родной речи так присох, так присох! – Стасик опять схватился за голову. – Если б она со мной ехать не захотела, я б, ей-богу, в тот филиал перевелся, там бы жить остался, в хате у них.
– Ага, с Киздой Иванькивной через забор, – тихо сказал Валера, но Стасик услышал.
– Хы, – презрительно выдохнул он. – А мне по фигу! Вот то, что у Ксанки шестой номер – и безо всякого силикона, заметьте, натуральный, – вот что ценно!
– Ну, это все заметили, – насупился Голубев, глядя куда-то внутрь себя. – А после того новогоднего корпоратива девчонки из маркетинга даже спорить хотели на ящик шампанского – свой у нее, не свой. Мне Ленка рассказывала.
– Все у моей Ксаночки натуральное, и цвет волос, и сиськи! – рявкнул Стасик. – Может, попаримся, а, братва?
Никто не возражал, и они снова переместились в «активную зону».
– И как же совет того недоолигарха повлиял на вашу с Ксюхой семейную жизнь? – спросил Паша, поливая раскаленные камни.
– А так, – раздалось из-за клубов пара, – что я, когда уезжал на три недели на переподготовку в Питер, решил подстраховаться и оставил Ксанке энную сумму, чтоб ни в чем себе не отказывала.
– И что – зря?! – делано ужаснулся третий раз неженатый Валька Голубев. – Загуляла?!!
– Да если бы – я б еще это понял! – донесся из марева горестный стон несчастного Стасика. – Это бы я еще как-то понял! Как ей одной?! Она ж как огонек вся… ух! И на нее любой западет!
– Не томи, Станислав, поведай, – вежливо произнес Паша. – Убереги бизнес-сообщество от возможных промахов в будущем.
Они явно услышали, как всхлипывает Стасик – самый нестойкий из них на выпивку.
– Она, как потом оказалось, очень переживала все это время, что говорит как-то не по-московски, даже продавщицы в нашем универсаме ее поддразнивали, а?! Сами-то, сами кто откуда, таджички, молдаванки!.. И она давно всю эту операцию задумала… А как я уехал, она стала к бабуле одной ходить, каждый божий день, – к актриске какой-то мхатовской! Та всю жизнь на «кушать подано» в театре сидела, а теперь таким, как Оксана моя, иногородним, преподает – говорить по-русски учит! Ну заодно манерам – за дополнительную плату, и от мата, случается, некоторых отваживает… Чтоб у дамы в брюликах три веселые русские буквы хоть не через каждое слово скакали.
– У-у, вот уж где поле деятельности непаханое, – завистливо протянул Паша. – Молодец бабка! Словила момент!
– Ага, точно – согласился Стасик. – Старинным веером из слоновой кости по губам своих курсанток бьет за матюки. И они терпят! А что делать? Надо!
– Все ясно, – сказал Голубев. – По-ошли назад, мужики, а то спечемся вкрутую… И что же тебя, Станислав, не устраивает в твоей супруге на настоящий момент?
– А почти все! – всхлипнул Стасик. – Я как вошел, понятно, – здравствуй, любимая! А она мне – как репродуктор в аэропорту – зы-ды-равствуиии, да-ра-гоиии! Какы пы-рошы-ла ты-воя поезы-ды-ка? Я аж присел от неожиданности – жену подменили! Что за кукла говорящая?! Раньше мне на шею бросалась, визжала, целовала куда попало, в койку прямо из прихожей тащила, а теперь?! Стоит как шест проглотила, улыбка как приклеенная – у-уй! Ни гаканья, ничего! У меня все, что было, – все разом упало!
– Да, обломс… А ты чего? – заговорил после небольшой паузы Валера, внимательно слушавший, но только сейчас вступивший в беседу.
– А я что? – передернул плечами Стасик. – Я ей – Ксюшик, родная, что с тобой?! Ты больна? Беременна? А она мне это и выложила – прямо сияет, как у нее все здорово вышло! Про ту мхатовскую селедку, как все три недели ходила к ней учиться… И ладно, не хгакает, не ругается – я б к этому со временем привык! Так Ксанка стала словами ее говорить, мхатовской это бабули: «соблаговолите, сударь, не откажите в любезности!» – это как?!! Про «онте бутыляки» больше не поминает… Ни словечка хохлацкого! А меня это так возбуждало, так возбуждало, прямо трясло!.. У-у! Вся интимная жизнь как под откос…
