Неужели я лежу? Но только что я летала наяву.
Кай нависает надо мной, ведя костяшками по щеке.
— Юль?...
Да, все супер, я здесь, продолжай, у тебя хорошо получается…
Я могла бы сказать ему даже больше, но просто не могу. Слов в моей голове нет. Буквы не складываются в предложения. Умение озвучивать мысли растворилось, как печенье в горячем чае, в таком долгожданном и сильном удовольствии.
Боже. Как он это делает?...
Даже отдышаться не могу. Дрожь волнами блуждает по телу, и снова крепнет где-то ниже, неизведанная, непознанная. Будто открывая следующий уровень потребности.
Глубже.
Сильнее.
По-настоящему.
Чтобы не в одиночку.
Просто целую его в мокрые губы, оставив всякую надежду сейчас выразить благодарность словами. После. Я обязательно расскажу ему, как хорошо мне было с ним, а пока единственное, что я могу сделать — это тоже раздеть его. Прижаться к его обнаженной коже своей. Оставить скользящие поцелуи на шее, плечах. Груди.
Обхватить бедрами его талию. Теперь. Я знаю, что ты будешь нежен. Ничего не говори.
Но Кай ничего и не говорит. Слова стали бессмысленны. Я читаю его, как открытую книгу, и стальные глаза умоляют потерпеть, расслабиться, позволить…
Я сжимаю его чересчур сильно, напрягаюсь, снова тянусь куда-то, но он снова укладывает меня тяжелой ладонью на кровать. Меня придется привязывать к кровати ремнями, если я не расслаблюсь.
Мое тело рвется к небу, ввысь, причем буквально, и ничего не могу с этим поделать.
Он опускается сверху, вдавливая меня в кровать таким по-мужски тяжелым телом. Срабатывает лучше ладони. Я обвиваю его, как лиана, но ему приходится немного отстраниться. Он глядит мне в глаза, действуя на ощупь. Но я слишком жду этого момента. Боли. Чего-то, чем всех пугают. Рек крови, может быть. Не знаю.
Кай стискивает зубы и легко качает головой, а потом упирается локтями по обе стороны от моей головы и целует. Я закрываю глаза. Его поцелуй просит довериться. Все-таки расслабиться. Не ждать каждую секунду, что вот-вот…
Он просто целует меня и ничего не происходит. И я расслабляюсь. Отвечаю движениям его языка, ловлю губы, промазываю и целую щеку, уголок рта. И в этот миг он делает неуловимое движение бедрами…
Я охаю.
И выгибаюсь. Опять. Несмотря на тяжесть его тела.
Он ударяет бедрами снова.
Сильнее.
Я вскрикиваю и жмурюсь.
Он что-то шепчет на ухо, поглаживая одной рукой мои волосы. Но я не понимаю слов.
Я не могу расслабиться, потому что это не совсем то, о чем просило мое тело. Жгучая, ноющая, тянущая боль растекается внизу живота, из-за которой меня парализует, движения становятся скованными. Бедра дрожат. Сердце захлебывается, сбиваясь с ритма.
Оставляю глубокие царапины на спине Кая, когда он все-таки начинает двигаться.
Проблески удовольствия меркнут, я стискиваю зубы. Кай целует меня в щеку, продолжая что-то шептать. Не останавливаясь. Наверное, это правильно, потому что это единственный раз, когда я ему разрешила сделать это. Нет, нет, верните все, что было до этого. Тогда мне нравилось больше!
Кай двигается быстрее, вздрагивает и хочет отстраниться, но меня прошивает такой острой второй волной боли, когда он пытается покинуть меня, что я впиваюсь до кровавых царапин в его плечи. Останавливаю его. Торможу. Хочу, чтобы он замер, и я могла прийти в себя.
Кай сдавленно стонет, а спина под моими руками каменеет. Он едва не падает на меня, вовремя опираясь на локти. Руки дрожат. Дышит он так же, как я, когда мне было хорошо.
Несправедливо, что мне было в этот момент так больно, но, похоже, все наконец-то закончилось.
Он снова пытается выйти.
— Не двигайся, — шепчу, — пожалуйста…
Он с тяжелым стоном роняет голову рядом со мной, продолжая опираться на локти. Потом кое-как проводит пальцем по моей щеке, и слезы скатываются в уши.
— Все, все, закончился, — шепчет в ответ. — Прости… Так больно?
— Как сесть на шпагат без подготовки.
Кай жмурится, но на губах все равно играет довольная улыбка. Ну да, ему-то было хорошо.
— Мне все-таки надо встать, Юль.
Киваю, зажмурившись. А оставшись одной, кое-как свожу ноги вместе, и переворачиваюсь на бок. Черт. Черт. Кай набрасывает на меня одеяло, и опускается возле кровати.
— Даже не пытайся изображать раскаяние, — шепчу, обхватив одеяло. — У тебя лицо такое довольное, как у кота, что я тебе все равно не поверю.
Он убирает локон с моей щеки, влажный из-за слез.
— Прости. Мне действительно очень жаль… Но уверяю тебя, потом будет лучше.
— Ой, не верю. Ты специально это говоришь.
Кай хитро улыбается и целует меня в лоб.
— Увидишь. Могу я загладить свою вину пельменями? Ручная работа. Уникальное предложение. Твоему отцу понравились.
Таращусь на него поверх одеяла.
— Ты кормил его пельменями? Моими пельменями, Кай?!
Кай смеется.
— Я должен был их на ком-то протестить! А вдруг дерьмо получилось?
Глава 9
Обернувшись одеялом, Юля семенит к ванной босиком. А я, кое-как натянув спортивки непослушными руками, просто сползаю по стене там же, в коридоре, как только за ней захлопывается дверь.
Мне нужно пять минут, чтобы прийти в себя и потом заняться пельменями. Колени трясутся, в руках слабость, а в груди так горячо, что кажется, из ушей сейчас пар повалит. И мне безумно стыдно за то, что сейчас только мне так хорошо, а ей — нет.
Я искал ответы в интернете, как сделать так, чтобы первый раз для Юли стал самым правильным и максимально безболезненным, составил тактику, напоминал себе, что должен не спешить, терпеть, ждать, но…
Но в какой-то момент в голове не осталось академических знаний. Ясно, в какой.
Что там Бестужев говорил про то, что настоящих мерзавцев он видит насквозь? По-моему, боссу пора проверить зрение.
Балеринка кривилась от каждого шага по дороге в ванную. Та, что могла забросить ногу к потолку с улыбкой, теперь утратила всю свою легкость.
Несмотря на подготовку, я облажался.
Все-таки встаю на ноги, бреду на кухню, где осушаю стакан воды залпом, хотя предпочел бы что покрепче. Надеюсь, пельмени не подведут. Они — моя последняя надежда.
Ставлю воду, чищу луковицу, забрасываю лавровый лист и перец горошком. Вода в ванной стихла, но Юля по-прежнему не показывается. Забрасываю пельмени, бережно отсчитывая десять штук для нее и оставшиеся, не глядя, для меня.
Когда дверь распахивается, слышу только ее голос, а не шаги. Она зовет меня.
Юля стоит в проеме, теперь в полотенце. На теле блестят капли, которые хочется слизать, а при виде тонкой шеи, обнаженных плеч, узких щиколоток я снова превращаюсь в счастливого эгоиста и снова ее хочу. Такую. После душа, гибкую, тонкую. Хрупкую. Обещаю самому себе быть нежным, во второй раз уж точно.
Юле приходится повторить свою просьбу, потому что я благополучно ее прослушал, пуская воображаемую слюну на вполне реальные голые ноги.
— У меня проблема… — кусает она губы. — Мне нужны прокладки. Я не думала, что… Они понадобятся. А у меня с собой нет. Закончились.
Чуть не отвечаю, что душ я починю, знаю, что резьбу у крана срывало, пока не каменею от осознания.
Ей нужны совсем не те прокладки.
Аккуратно киваю, вступая на опасную терру инкогнита.
Ведь я ни черта не знаю, какие они бывают, какие нужны, и все знания ограничиваются только информацией из рекламы про комфорт, удобство и веселых женщин, которые пляшут в белом. Но по Юле не скажешь, что сейчас ей хочется танцевать.
Малодушно надеюсь услышать, что Юля скажет, как сама спустится, купит, разберется, но вспоминаю осторожные шаги, клаустрофобию и бледный вид и говорю:
— Какие? Здесь магазин за углом. Скажи, какие, я куплю.
— На одну, две капли.
И называет фирму.
Другую.
И зачем-то третью.
Потом шепчет «спасибо» и хочет снова скрыться в ванной, но я успеваю поймать дверь.
