— Зови его, черт с тобой! Но если он пустышка – из-под земли достану!
ЭПИЛОГ
Марина
2 месяца спустя
Захар загорел, превратившись почти в мулата. Темные волосы его выгорели под палящим солнцем, и начали отдавать рыжиной. Маленький, подвижный чертенок стал грезить серфингом – и это в неполных четыре года!
— Ну уж нет! – отрезаю я, показывая своему ребенку весьма неэлегантную фигу.
— Мам, ну пожалуйста! Им можно, а мне нет? – дуется мое несносное дитя, и я фыркаю – любимая присказка абсолютно любого ребенка.
Вот только местные дети плавать учатся раньше, чем ходить. И на доске стоять умеют как местные дети, так и дети экспатов – родители чуть ли не младенцев катают что на доске, что на мопедах.
И вот, Захар насмотрелся, и начал сводить меня с ума.
— Да, тебе нельзя. Вот подрастешь… — протягиваю я с одолевшей меня грустью, и замолкаю. Захар так быстро растет, а Андрей не видит. Больше двух месяцев прошло, а его где-то носит.
Я ждала его. Уверена была, что недели не пройдет – и я услышу стук в дверь. Открою, а там Андрей – злой, как черт, но такой родной и любимый… не дождалась. Неделя, вторая, третья…
А если его уже нет? Если он убит в одной из разборок, что тогда? Мне ведь придется жить с этим – за ним я уйти не смогу. Из-за Захара и того маленького в моем чуть округлившемся животе.
— Ты плохая! – вдруг заявляет Захар, и я ахаю – где набрался?
— Захар! Вот папа приедет, и тебе не поздоровится. Получишь на орехи!
Присаживаюсь перед раскапризничавшимся, кривящим губы сыном, и вижу – не со зла он. Тут что-то другое, и я, кажется, знаю, что именно.
— Не приедет он, врешь ты все!
Вот оно! Вот в чем дело.
— Приедет, — обещаю я – сыну ли, себе ли?
Нам обоим.
— Я тебе не верю, — дуется Захар, но я вижу – успокаивается.
Губы не подрагивают от подступающих слез, а значит – забудет. Вот только как бы он Андрея не забыл – то, чего я так боялась. Дети ведь так быстро все забывают и я, до паники этого боясь, каждый вечер листала с Захаром фотографии Андрея, твердя, что это папа. И папа скоро приедет.
Папу нельзя забывать…
— Пойдем на рынок, милый, — поднимаюсь я с пола, чувствуя легкое головокружение.
Мы выходим из нашего уютного, ставшего почти родным, дома. Захар бежит впереди меня вприпрыжку – перепрыгивает камни, а я щурюсь от сводящего меня с ума солнца, обжигающего мою кожу.
Загар почти меня не трогает, оставляя не пигмент, а ожоги. Тихо смеюсь, глядя под ноги – умею же я мечтать! И, главное, все мои мечты ведь сбываются, пусть и криво: хотела на Бали – и получила. Любви хотела, замуж хотела за Андрея – пожалуйста…
— Все у меня через…
— Через что? – слышу я знакомый голос, и только сейчас замечаю тень на безлюдной дороге.
— Папа! – визжит Захар, вцепляясь в ногу Андрея, а я стою, застыв как статуя.
Слезы слезятся – от солнца, или от любви? От вины, быть может, или от обиды, что его не было так долго? Так и вижу, как я с визгом висну на шее Андрея, покрываю его лицо поцелуями, но я не двигаюсь.
И он тоже. Снимает солнцезащитные очки, и смотрит на меня – в меня – своими глазами цвета грозы. И вдруг улыбается мне – с любовью, приправленной изрядной долей злости.
Заслужила, что уж…
— Андрей, — выдыхаю я, и подхожу к нему на ватных ногах, а земля подо мной – облака.
Седьмое небо!
— Ну ты и… — качает муж головой, и резко притягивает меня к себе.
Прижимает крепко-крепко, и я понимаю – простил! Я ведь тоже простила…
— Как же я соскучилась! Боже, как я по тебе соскучилась!
Бормочу что-то невнятное, и делаю то, что мечтала – обнимаю Андрея, покрываю поцелуями, плачу, а он… смеется.
Вот ведь мужлан!
— Ты снова светлая, — Андрей пропускает мои волосы сквозь пальцы, и прижимает их к своему лицу. – И пахнешь также… я приехал, Марина, и выбор свой я сделал – теперь окончательно!
И я снова верю ему, только теперь не слепо – научилась, наконец, видеть Андрея. Знаю – не лжет! И с души с грохотом падает тот груз, который мешал мне дышать все эти годы, а я и свыклась уже с ним – родная и нежно любимая могильная плита, упавшая в пропасть и рассыпавшаяся на мелкие осколки.
Прощай, пожалуй, скучать не буду!
Мои плывущие мысли на миг прерывает весело гикающий Захар, который носится вокруг нас с Андреем и изображает индейца-команча. Как бы не расшибся, бедовый мой…
— У Захара скоро появится брат? – Андрей нежно накрывает ладонью мой еле заметный живот, и я киваю.
Это ведь не сон?
Щипаю себя за бедро, и еле сдерживаю вскрик – нет, не сон.
— Надеюсь, что у Захара появится сестра, — я хватаю врезавшегося в мои ноги Захара, и беру Андрея за руку. – С вами – мальчишками – я с ума сойду!
Веду Андрея в наш дом – временный, или постоянный – неважно это, в общем-то. Дом там, где семья, а семья моя здесь, со мной. И я счастлива, получив то, что так хотела.
И теперь я Андрея не отпущу и не отдам никому! Он приехал, значит он мой – полностью и без остатка, о чем я ему и сообщаю.
— Принято, — поднимает он руки, смеется с ноткой угрозы. – Только и ты, Светлячок, только попробуй еще раз выкинуть подобный фокус! Поверь, злиться и наказывать я умею! А сейчас… иди ко мне.
Привычно забираюсь к Андрею на колени, и на языке миллион вопросов: под каким именем он приехал? Хотя, это неважно, наверное. Почему так долго пришлось ждать? Это тоже не особо интересно, да и логично – столько людей у него в подчинении, которых не бросить… все неважно, кроме того, что он здесь!
— Дочь… от девочки я бы не отказался, — Андрей непривычно-нежно обнимает меня, оставив за порогом свою грубоватую ласку, к которой я привыкла. – Как решила назвать?
— Я тебя ждала, — вздыхаю я. – Даже не начинала имя выбирать.
Муж, наконец, полностью расслабляется. Теперь точно простил…
— Ждала, — повторяет Андрей, крепко целуя меня в губы, — и дождалась!
Да, дождалась! Такова уж женская доля – ждать и верить… и подталкивать мужчин к нужным решениям.
… а дочку мы с Андреем назвали Златой.
Конец
