мужских глаз. Она засекла время, скосив взгляд на наручные часы. Пять минут. Они договаривались на пять минут.
За это время она даже не стала вслушиваться в потекший плавный разговор, никаких деталей, никаких лиц… Она старалась не запоминать присутствующих, понимая, что, если все случится по плану Марка, мало кто останется в живых. Так что не нужны ей их лица, и их голоса тоже. Пришлось петь про себя идиотскую песню, чтобы заглушить их речь.
– Тут работает туалет? – вполголоса спросила она у Севера, когда пришло время.
Конечно, работает. По их договоренности ее должны увести из коридора, ведущего к нему. Там ждет правильный человек, который и поможет ей выбраться отсюда, пока не стало жарко.
Север с немым вопросом взглянул на мужчину напротив, а тот указал в конец зала, где стояли разбитые деревянные коробы.
– Проводить? – спросил Север.
– Нет, сама справлюсь.
Она направилась к своему эвакуационному шансу.
Кто ее заберет? Пусть это будет человек Марка. Ей нужен сейчас человек Марка. Иначе все было зря.
Анна миновала танцпол и свернула к темному коридору, из потолка которого торчали оборванные концы электропроводки. Она дошла до стены и в растерянности оглянулась. Никого не было. Здесь, конечно, темно, но не настолько чтобы спрятать без следа человека. Приглушенный свет падает из зала и очерчивает силуэты. А точнее красные стены и разбитое стекло под ногами. Но обратно она не пойдет, скоро все начнется, чего там представительнице слабого пола делать? Наоборот, надо подальше отойти. Туалет.
Анна дернула ручку, причем именно с дамской табличкой. Она на ощупь вошла в кромешную тьму и сразу почувствовала скользкий кафель под ногами, который стал совсем травмоопасным от налипшей грязи.
– Черт, – бросила она, пытаясь нащупать выключатель.
– Он правее, – подсказал знакомый голос.
Внутри все оборвалось. И от неожиданности, и от его близости. Она не смогла справиться с предательским волнением, и, перепутав стороны, заскользила ладонью по левой стороне. На что он тяжело вздохнул.
– Черт, – повторила Анна, закипая.
– Ты не знаешь, где право?
Его теплая и уверенная рука вдруг обхватила ее ладонь. Похоже, он уже привык к темноте и безошибочно в ней ориентировался. Следом Марк направил ее руку в нужную сторону, и она сразу же почувствовала широкую клавишу.
Свет зажегся с щелчком. Анна зажмурилась от его интенсивности, понадобилось секунд десять, чтобы привыкнуть. Когда она разлепила веки, то угадала Марка прямо перед собой. Он не отодвинулся и на миллиметр, продолжая нависать над ней всем телом и высматривая ее реакцию. Началось.
– Было уговорено, что в коридоре, – пожаловалась она.
Он смотрел без единой эмоции, будто еще не решил, какую изобразить.
– Я слышал твои шаги. Если бы ты продолжила тупить, я бы вышел.
И голос такой же. Выжатый и чужой.
– Почему ты?
Она не решалась выскользнуть из-под его тела, но и дышать уже становилось нечем.
– Мне так захотелось, – ответил Марк.
Он отступил сам.
– Ты бледная, – сказал Марк и облокотился на раковину.
Анна почувствовала, как медленно, но верно улетучивается весь ее бойцовский запал. Будто из шарика, посвистывая, выходил воздух. Одно дело переписываться по скайпу, прячась за буквами, которые даже интонацию передать не могут, другое – лицом к лицу. К его родному красивому холодному лицу.
– Я нервничаю, – призналась она.
У нее же был какой-то план… Хотя нет, не было. Только намерение. А этого очень мало, когда он рядом. Особенно, когда он такой, тихий, даже затаившийся, с режущим и пронзительным взглядом. «Ты сделала мне больно, на, смотри. Я оглушен и не знаю, что делать. У меня нет больше сил даже злиться».
Марк кивнул. Просто принял к сведению, без всяких подбадриваний.
– Придется подождать здесь минут пять, – бросил он.
– Как твоя рука? – она заметила полоску бинта, которая выглядывала из-под закатанного рукава светлого джемпера.
– Заживает. Всё заживает.
Он тоже эти дни думал и тоже пришел к каким-то выводам. Она чувствовала его перемену. Только он ведь не набрел на мысль, что и сам неплохо постарался, что так привык к дефектам, что бессознательно ломает целое. Он сам себе делал больно. Разрушал себя. Следуя известной психологической ловушке, она полюбила мужчину, похожего на отца. На старшего брата, в ее случае.
– Я должна сказать… – начала Анна и тяжело выдохнула. – Не знаю, увидимся ли мы еще, поэтому сейчас хочу извиниться. Я искренне прошу прощения. Я поступила низко.
Она говорила это для себя. Он взрослый мужчина, и его уже ничто не переменит и не переделает, если Марк захочет, он всю жизнь будет с сумасшедшим упорством раскручивать спираль разочарование-наказание. И она не ждала извинений в свой адрес. Но ей важно было подобрать верные окончания, чтобы все случившееся не резало по живому каждый раз, когда она вспомнит Марка. Она хотела попрощаться.
Он впился в нее нездоровым взглядом, будто искал подоплеку в ее простых словах.
– Искренне, – повторил Марк. – С Севером тоже было искренне?
Все-таки его не отпустило. Он хотел грязи, весь его ледяной панцирь пошел трещинами, и силы вдруг нашлись. Из него рвались эмоции, которые он так и не выплеснул.
Хорошо, без этой гадкой остановки они никогда не двинутся дальше, никогда не добредут до конечной.
– Я искренне раздвинула ноги. Искренне помогла ему кончить. И искреннее некуда кончила сама.
Она подошла к нему вплотную, заглянув в багровеющее лицо.
– Так, Марк? Я ничего не упустила?
Он резко поднялся и впился руками в ее лицо.
– Убью, – прошипел он.
Только его пальцы говорили об обратном. Он злился, но контролировал себя, не позволяя перейти грань рукам, которые действительно могли убить. Но не ее.
– Эта игра развлекает, когда в партнерши берешь куклу, к которой безразличен, – сказала она, – а не любимую женщину.
– Ты себе льстишь…
Анна подняла ладонь и дотронулась до его лица. Он сжал больнее, впившись большим пальцем в подбородок, и обдал гневным взглядом.
– Ты думаешь, мне страшно? – продолжила она. – Если добиваешься страха, то его нет. Если стыда, то я уже призналась, что мне стыдно.
Она медленно провела по его щеке.
– Или хочешь сделать больно? Тогда почему сдерживаешься?
Ей впервые в жизни было так трудно подбирать слова. Минное поле из рефлексов и затаенных желаний. Она пыталась прочитать его лицо и угадать хоть какой-то отклик, чтобы найти твердую почву под ногами. Ее ударила мысль, что время настроено против нее. Было невыносимо смотреть на него, запутавшегося и упрямого в своем безумстве, и рано или поздно мантра, что он сам виноват, могла не выручить,
