в зеркало. Такая бледная, что самой страшно. Видимо, зря она уехала из госпиталя, с ней точно что-то не так.
Пока умывалась, накинув висящий на крючке халат, наверняка, тоже бабушки Паркер, застыла на месте, пораженная догадкой. Нет, этого не может быть, и месяца не прошло. Или прошло? Приложила руку к животу, потом к бледным щекам. Нет, это, наверняка, всего лишь утомление. Или нет?
— Кэндис, Кэндис, ты где?
Лукас заглянул в спальню, но девушки там не было, прошел до ванны.
— А, вот ты где. Как спалось, малышка? Пойдем, завтрак готов.
Он схватил ее в охапку, прижал к себе, поцеловал в макушку.
— Все в порядке?
— Да, конечно, все хорошо. Ты сам приготовил завтрак?
— Конечно. Я очень талантливый, ты еще не знаешь все мои таланты, но я тебе их покажу.
— А где Шон?
— Уехал на ранчо, мне тоже надо, но я пока побуду с тобой.
— Хорошо, пошли пробовать твой завтрак.
Кэндис отгоняла от себя все мысли, тошнота отпустила, теперь появился жуткий аппетит, она была готова съесть все, что приготовил Лукас. А еще надо зарядить севший телефон, позвонить шерифу, узнать, что там с Гарри, а лучше встретиться с ним и все расспросить. Она совсем не хотела думать о посетившей ее догадке, ей ведь ей не с чем сравнивать ощущения. Наверняка, это просто утомление, или она съела что-то испорченное.
— Лукас, скажи, кто была твоя бабушка?
Кэндис ела омлет с беконом, приготовленный младшим Паркером, с интересом рассматривала кухню и часть гостиной. Все очень уютно, со вкусом, хоть и старомодно. Но даже в ее в маленьком, скромном домике нет такого уюта и тепла, как тут.
Милые клетчатые шторы на окнах, цветы в горшках, снова очень много фотографий, трогательных безделушек, баночек, скляночек, статуэток. Все так по-домашнему, словно хозяйка буквально несколько минут назад вышла и вот-вот должна вернуться.
Лукас так забавно выглядел, с голым торсои и фартуком в клубничку на бедрах. Хотелось погладить его по плоскому животу, по кубикам мышц, по сильным рукам. Убрать челку с лица, поцеловать. Даже не верилось что он с ней, что признался в любви. Хотелось ущипнуть себя, чтоб понять, что это не сон.
Пока она спускалась вниз, рассматривала фотографии на стене, на них снова та женщина и двое мужчин, или одна с маленьким мальчиком, или где все вместе. На фото она то молодая, то постарше, были и такие, на которых маленькие мальчики, это Шон и Лукас, она их узнала, заулыбалась, провела по фото пальцами. Были и такие, где женщина верхом на жеребце или за рулем автомобиля, но всегда подтянутая, улыбающаяся, счастливая.
— О, тебе понравилась Барбара? Она была классная. Самая классная бабушка на свете. Это ее дом, она оставила его в наследство Шону, точнее, нам двоим. Здесь ничего не изменилось, мы лишь поддерживаем чистоту. Шон часто здесь живет, когда мать начинает доставать, а я ночую в гостевом домике.
— Ее давно нет? — Кэндис стало грустно, расспрашивать о смерти было так неудобно.
— Да, ее нет уже пять лет. Она ушла в свой юбилей, ровно в семьдесят. Пережила своих любимых мужчин ровно на пять лет. Мать закатила грандиозную вечеринку, но даже так Барбара ей подгадила.
Лукас засмеялся, вспоминая лицо матери, ее бешенство и злобу.
— Не поняла.
— Дело в том, что мать и Барбара терпеть не могли друг друга. У меня вообще складывалось впечатление, что моя мать — это старая бабка, с предрассудками, комплексами, постоянно ворчливая. А Барбара, мы только так ее называли, в свои семьдесят была полна сил и энергии.
— От чего она умерла?
— Сказали, что сердце, но она знала, что пришло ее время. Она так и говорила: «Мои мальчики меня давно уже ждут. Я и так задержалась». Просто уснула и не проснулась
— Мальчики?
Чем больше Лукас рассказывал, тем больше Кэндис не понимала его. Мальчики — это, должно быть, дети.
— Разве ты не поняла еще по фотографиям, которыми увешан весь дом? На них ее любимые мужья, братья Паркер, Стивен и Ричард.
Кэндис так и замерла с кружкой ароматного какао в руке. Мужья? Братья Паркер?
— Ты знаешь, Конфетка, я всегда относился нормально к этому, ну, нравится бабуле жить с двумя мужчинами, к тому же, они наши дедушки. Они были классные. Для меня это не было дико или пошло. Они на самом деле любили друг друга, чисто, искренне, открыто. Только мать устраивала сцены и воротила нос. Они разбились на частном самолете, сразу, оба. Барбара кое-как пришла в себя, но пережила их всего на пять лет.
— Как удивительно.
Кэндис снова начала рассматривать фотографии, представляя, как жили эти люди, о чем говорили, какие строили планы и как были близки и счастливы.
— Да, очень удивительно. Я все время говорил, что моя бабуля — самая раскрепощенная женщина в мире. Но не думал, что такое может случиться со мной. Теперь, после встречи с тобой, я понимаю ее, понимаю своих дедушек. Оказывается, можно делить одну любимую на двоих, если вы одной крови.
Девушка внимательно смотрела на Лукаса, его синие глаза светились. В них была нежность, забота, страсть и любовь. Он перегнулся через стол, поцеловал Кэндис в губы, она ответила.
— Вас ни на миг нельзя оставить одних. Лукас, что ты там приготовил, я голодный, как волк.
Шон вошел на кухню, Кэндис улыбнулась, подошел к ней и тоже поцеловал в губы.
— Мммм…какао? Как вкусно. Как ты, малышка?
— Хорошо.
Кэндис обняла его за шею, притянула к себе, поцеловала в щеку. В груди бился огромный огненный шар счастья. Он растекался по телу, проникая в каждую клеточку. Она так любила этих мужчин, так сильно, что щемило сердце.
— Как мать?
— Как всегда, не в духе. Гости уехали с утра.
— Туда им и дорога. Меня взбесила та девка.
Шон завтракал, хотя его завтрак больше походил на обед. Кэндис нашла зарядное устройство, подключила телефон. Переоделась в свое платье, пока она это делала, на телефон пришло несколько сообщений. Прочла, снова побледнела, зажала рот рукой, боясь, что сейчас ее снова начнет тошнить.
— Мне надо домой. Очень надо.
— Что там написано? Что тебя так расстроило? Дай посмотреть.
Шон протянул руку и ждал, что она даст ему телефон. Но Кэндис стояла, прижав его к груди.
— Кэндис, — строгий взгляд и голос. — Покажи, что там.
— Я не могу, это мои проблемы, а не ваши. Я должна со всем справиться сама.
— У тебя нет
