царапают стекло, а ветер гудит в оконных щелях. Наши шаги разбавляют царящую в палате тишину, но Семен не реагирует на наше появление – продолжает тупо наблюдать за уличным пейзажем.
– Семен, вы меня слышите? – Аверин подходит ближе.
Хмельницкий переводит на него непонимающий взгляд и молчит. Господи, ну и зрелище… Он обезумел от боли и желания мести. Изничтожил себя, отравил обидой и стремлением навредить моему папе. А, может, все-таки это был не он?
– Семен, я Этери – дочь Валентина Журавлева. Это меня тогда спасли… В тот страшный день, когда наш автобус попал под поезд. Меня… И я знаю про вашу доченьку. И очень вам сочувствую. Скажите, это вы похитили мою малышку? Пожалуйста, мне так важно знать правду… – взмаливаюсь я, цепляясь за ручки его инвалидной коляски.
– Девушка, он не говорит. Ничего не скажет вам, – фыркает стоящий позади нас врач. – Скажите спасибо, что реагирует взглядом и слюни не пускает.
– То есть слов от него не дождешься? – уточняет Аверин, растирая переносицу.
– Ну, может что-то промычать, если захочет.
– Семен, умоляю вас, скажите… Просто кивните мне. Это вы похитили мою дочь из роддома? Вы хотели отомстить моему папе?
И он кивает. Раскрывает губы, пытаясь вымолвить что-то, но из горла вырывается лишь бессвязный хрип.
– Что вы сказали? – наклоняюсь к мужчине и беру его за руку. Плевать, как я сейчас выгляжу…
– Та… Та… ня…
– Таня? Кто это? – бросаю наполненный мольбой взгляд на врача.
– Жена его, – небрежно произносит он. – Позвонить?
– Да! Только не говорите, что приехали гости. Скажите, что…
– Я понял, – бормочет врач. – Скажу, что нужно срочно подписать кое-какие документы.
Татьяна Андреевна – так ее зовут – приезжает через час. Наверное, нетрудно догадаться, что ко времени ее приезда я извожу себя до основания?
Мы прячемся в коридоре, как неразумные дети, наблюдая, как ее встречает врач и проводит в палату. Входим следом, отрезая возможность отступить. Детский сад, не иначе, но по-другому не получается…
– Что здесь происходит? Игорь Васильевич, кто эти люди? – она переводит испуганный взор на врача.
– Поговорите с ними, так хочет Семен. Он сказал это, представляете? Проговорил ваше имя, когда во-он та женщина задала ему вопрос, – эмоционально произносит врач.
– И что вы хотите услышать? О чем пойдет речь? – Татьяна оседает на скрипучий стул в углу палаты. Семен дремлет в кресле, не обращая на нас никакого внимания.
– Это вы украли мою дочь из роддома? – цежу сквозь зубы, подойдя ближе.
Очевидно, мой вопрос запускает невидимый механизм в теле Татьяны: ее лицо бледнеет, губы начинают мелко-мелко дрожать, из глаз струится яростный блеск. Она озирается по сторонам, понимая, что отступать некуда, и произносит почти по слогам:
– Мы! Только толку никакого в этом не было! Девчонка умерла через пять минут. На улице и умерла, окаянная. А мы так хотели отомстить проклятому разведчику – из-за него врач бросил нашу доченьку и пошел спасать вас. Повелся на удостоверение сотрудника спецслужб и струсил. Лучше бы вы умерли! Но бог есть… Ваша малышка умерла, ее нет… Мы ее похоронили прямо там, под деревом в парке возле родильного дома. Будьте вы все прокляты! Ненавижу вашего отца, все из-за него! И Катюши моей нет из-за него, и Семен сошел с ума от боли и горя… Мы ни одного дня не забывали о том инциденте. Твой папа спокойно жил, а мы думали, как отомстить? Ждали подходящего случая, чтобы нанести удар. Семен с работы ушел. Он ездил каждую неделю в ваш город и наблюдал за Валентином. За вами наблюдал… А потом вы забеременели. И тогда мы поняли, что забрать у вас ребенка – лучшая месть. У нас появилась бы новая дочка или сын, а у вас дыра в сердце… Вас несправедливо спасли, вот так! Вы должны были умереть, а не Катенька.
В ушах ревет пульс, а глаза выедают ядовитые слезы… Сердце сжимается и падает куда-то вниз, как неживое… Всхлипываю, чувствуя, как сильные надежные руки обнимают меня за плечи. Ее все-таки нет… Умерла. Моя доченька умерла.
– Кто поменял детей? Как у Этери появилась чужая девочка в кровати? – строго спрашивает Адам. – Это вы поменяли детей?
– С ума сошли? Нет. Мы никого не меняли, – округляет глаза Татьяна.
Этери.
Человек жив, пока жива его надежда… А сегодня она умерла… Наверное, в глубине души я всегда это чувствовала. Отгоняла от себя черные, как стая ворон мысли, и верила в то, что моя малышка жива… Что мне теперь делать? Успокоиться и жить дальше? Воспитывать Дарину и любить ее папу? Я так хочу найти моего спасителя – того, кто пожалел меня и поменял детей. Сомнений нет, что это мать… Следователь Артем Бражников предположил, что мертвого малышка принесла в роддом именно роженица. Только зачем ей было менять детей? Она могла подбросить свою дочь кому-то и забрать живого ребенка. Мысли путаются, а душу будоражат сомнения… Прошло слишком много времени. Зацепок, как и свидетелей нет. Остается только жить – любить, верить и взращивать в душе новую надежду. Потому что без нее никуда…
Весна уверенно вступает в права. Солнце нагревает асфальт, растворяет залежавшиеся сугробы, превращая их в грязные лужицы. Стирает прошлое, давая место новой жизни. Птицы поют громче, а на деревьях набухают тугие почки. Я раскатываю тесто, любуясь видом из окна своей кофейни. Живу, выполняя данное себе обещание – люблю Самойлова и обожаю Дарину. И Елизавету Тимофеевну я тоже люблю, хоть это и непросто…
Колокольчик над входной дверью звенит, сообщая о появлении гостей. Стряхиваю муку с рук, снимаю фартук и шагаю в зал. Пока штат моего маленького предприятия полностью не укомплектован, приходится заниматься всем – встречать и рассаживать гостей, печь и мыть посуду, работать уборщицей, бухгалтером, дизайнером, маркетологом. Порой мне кажется, я овладела дюжиной профессий за это месяц.
– Мамуля! – кричит Даринка, завидев меня. Самойлов сдержанно улыбается, а потом сгребает меня в объятия, подойдя ближе.
– Привет, Теричка. Мы гуляем. Решили зайти в гости, посмотреть, как наша мама справляется. Моя мама сейчас тоже зайдет.
– А где она? – выглядываю в окно.
– Сюрприз, – заговорщицки протягивает Лев. – Она настояла, чтобы я остановился возле цветочного. Хочет подарить тебе живые цветы. Говорит, без них твоя кофейня выглядит неуютно.
– Ох, Тери! – Елизавета Тимофеевна появляется именно в этот момент. – Говори, куда ставить горшок? Я еще четыре заказала. Цветы неприхотливые и очень красивые. Две пальмы в больших глиняных горшках и…
– Мама, проходите за стол. Спасибо вам за цветы, я бы
