и не догадалась, – сдержанно обнимаю ее, питая искреннюю благодарность.
Семья рассаживается за большим прямоугольным столом возле окна. Я прошу помощницу Ларису сделать нам кофе и горячие круассаны. Сижу как на иголках, переживая, как бы повар Руслан не облажался. Молоденький, только после кулинарного училища, он пока ничего не делает без моего контроля.
– Тери, да успокойся ты, – произносит Лев, поглаживая мое плечо. – Они справятся. Пора уже расширить штат и переходить на удаленное управление. Мы можем себе это позволить, я помогу…
– Спасибо, Лев. Наверное, ты прав, и я…
– Погоди, Аверин звонит. И почему мне?
– А мне Бражников! Господи, полтора месяца прошло. Неужели… – хватаю телефон дрожащим пальцами и юркаю в подсобку, именуемую моим кабинетом. – Слушаю вас, Артем Леонидович.
– Вы можете приехать в ближайшее время? – произносит он решительно.
– Д-да… Есть какие-то новости?
– Иначе я не звонил бы. Жду вас.
Елизавета Тимофеевна соглашается присмотреть за Дариной. Ну и за кафе немного… Она раскладывает на столике игрушки и спокойно нас отпускает. Вдали невзрачного коридора следственного комитета виднеется приоткрытая дверь в кабинет Бражникова. Торопливо шагаем и без стука вваливаемся внутрь, встретившись взглядами с Артемом и… незнакомой женщиной.
– З-здрастье… – киваю я, опадая на стул.
– Этери Валентиновна, мы нашли вашу… Как бы это сказать-то…
– Спасительницу. Наверное, так? Потому что, если бы не Дарина и не Лев, то я… Почему вы молчали столько лет? – поднимаю на нее взгляд.
Женщина выглядит неухоженной – простоволосая, с натруженными руками и грязными ногтями, неопрятно одетая. Правда алкоголем от нее не пахнет.
– А зачем было говорить? Сами же балакаете, что я спасительница. Коли так, то…
– Таранова, расскажите потерпевшему Льву Самойлову – он отец той девочки, как было дело? – хмурится Артем. – Я коротко изложу, как мы вышли на Ирину Васильевну. Мои стажеры опрашивали свидетелей, которые видели беременную женщину – соседку, коллегу, приятельницу, но после родов не видели ребенка. Знаете, как бывает – мама гуляет с коляской или сажает малыша в машину. Но в нашем случае ребенка не было… Признаюсь, это было сложно, но решением большинства сотрудников мы сузили радиус поиска районами, прилегающими к нашему родильному дому. Женщина после родов вряд ли шла или ехала издалека. Да еще и с мертвым ребенком в руках.
– Дочушка моя, – громко всхлипывает Таранова. – Я не хотела, чтобы так… Я шла рожать. Ну не стояла я на учете, так что меня теперь казнить? У меня трое спинозрызов дома, кормить их надо. А кто будет? Я! Потому что муж мой гуляка проклятая, он…
– Таранова, расскажите, как было дело, – отрезает Артем.
– Я не дошла. Родила на улице. Никто не подошел ближе, хоть люди и слышали, как я ору. Мы в старом микрорайоне живем, в общем дворе на Первомайской. До роддома два квартала, вот я и пошла, как живот стал тянуть. Родила свою Машку, а она и не кричит, – громко, по-бабьи всхлипывает Таранова. – Я ее давай тормошить. Не дышала моя девочка, такие вот дела. Но в роддом я все равно пошла. Прямо возле приемного отделения заметила две темные фигуры – мужчину и женщину. Они говорили про Журавлеву. Это вы? – вскидывает она взгляд.
– Да.
– Мол, господь вмешался и наказал за давний грех. И девочка умерла – новорожденная малышка. А мужик тот говорит своей бабе, идем, мол трупик закопаем. Так она будет думать, что малышку похитили. Изведет себя, будет страдать, плакать и сойдет с ума. А баба «евойная» отвечает, мол ей-то за что такие страдания? Я тогда поняла, что эта Журавлева и не виновата ни в чем. А потом женщина добавила, что Журавлева была ребёнком и нельзя ее так жестоко наказывать, дело не в ней, а в отце. Предложила вернуть труп малышки в реанимацию. Мужик отказался. Они ушли, а я поднялась в послеродовое и нашла палату, где вы лежали. Спокойно прошла – я же в халате была, куртка легкая поверх него, да еще и с ребенком на руках. Никто меня не остановил и внимания не обратил. Вы тогда спали, а я смотрела на вас… И так мне стало вас жалко. Ни в жисть! Думаю, что делать? Я гляжу – рядом палата шикарная – ваша-то хоть и отдельная, но простенькая. А та цветами заставленная. Я туда. Думаю, если там мальчик, поищу другого ребенка. На мое или ваше счастье, там девочка была. Я положила свою Машку в кроватку той женщины, а ее живую девочку отнесла вам. И браслетик, лежащий в кроватке вашей малышки, повязала ей на ручку. А на свою Машку повесила браслет той женщины. Ночь была, никто меня не видел и не слышал. Я тайком вышла и ушла домой.
– А меня потом ругали, что я дочку без спроса забрала из реанимации. А я ведь ее не брала! Я еще удивилась, как она изменилась. Думала, что с ума схожу… Но врачи мне объяснили, что малыши преображаются в первые сутки. Их лица разглаживаются, может измениться цвет глаз, – сглатывая слезы, произношу я. – Утром я слышала, как громко плачет соседка. У наших детей одинаковая группа крови, вот ничего такого и не заподозрили. И у нас с Евгенией Самойловой была одинаковая группа крови… Правда, она родила немного позже, чем я. Вернее, она родила ночью, я это точно помню.
– Да, – добавляет Лев. – Нас убедили, что в современном мире детей не могут менять. А следователь – тот, кто вел дело до вас, пообещал, что у всех матерей возьмут материал на анализ. Женя родила, а чуть больше, чем через час поднялась кормить малышку и увидела труп в кроватке.
– Так его брали! Анализ этот, – неожиданно вспоминаю. – Но я почти уверена, что обошлись сравнением по группе крови и резус-фактору. ДНК-исследования весьма дорогостоящие.
– Хорошо, что я не оставил происшествие без расследования, – вздыхает Лев. – Судьба подарила мне Тери… Моя жена уже тогда тяжело болела, хоть внешне это и не проявлялось. Если бы не Тери, Даринка осталась сиротой.
– Расследование зашло в тупик по одной причине: материал мертвого малыша не совпал с генетическим материалом имеющихся в родильном доме рожениц. Никто и подумать не мог, что искать надо среди живых детей. Истина лежала на поверхности, но теперь… – глубоко вздыхает Артем. – Странно, что не сравнили родство Евгении Самойловой и мертвого ребенка. Сразу не сравнили…
– Его сравнили почти сразу. Я принялся за поиски, понимая, что наша девочка воспитывается в другой семье. Копал под всех, следил, пока не вышел на Этери. Адвокат Кошкин помогал мне с этим.
