с ходу выпалила я, поправляя сумку на коленях.
Но ответом мне была тишина.
Сердце, замерев на секунду, заколотилось с удвоенной силой. Затылок онемел от страха, ледяные мурашки поползли по коже. Мне стало очень страшно. Каким-то звериным чутьем я уже чувствовала, что этот звонок не принесет ничего хорошего. Осталось только узнать, с кем именно случилась беда.
— Саша...
Я видела Андрея напуганным, злым, полным боли и отчаяния... Но голос, который я услышала, выворачивал наизнанку. Андрей плакал.
Нет...
Нет.
Я резко опустила руку, сжимавшую трубку, на колени.
Мне катастрофически стало не хватать воздуха. Тело сделалось чужим и непослушным.
"Будь сильной ради нас"...
Слова Клима эхом звучали в моей голове. Я до последнего цеплялась за них, оттягивая момент, когда услышу чудовищную правду.
Голос Андрея был ненастоящим. Всё вокруг стало ненастоящим.
Я прижимала телефон к уху и смотрела прямо перед собой. Мир вокруг перестал иметь значение.
Я ничего не слышала, не видела, не ощущала. Мое тело медленно остывало, покрываясь коркой льда.
Боль была такой сокрушительной, что первое время я даже не ощущала ее.
— Что ты несешь. Клим жив, — ровно проговорила я в трубку, цепляясь взглядом за еле заметную трещину на лобовом стекле. В данный момент только эта трещина удерживала меня по эту сторону.
— Саша, приезжай ко мне, пожалуйста...
Умоляющий стон Андрея лезвием рассёк сердце. Мне хотелось с криком отбросить трубку и забиться в угол, сжавшись так сильно, чтобы и вовсе перестать существовать.
Нет.
Пусть он заберет свои слова обратно!
Зачем я взяла трубку?! Если бы я не ответила, Клим был бы еще жив хотя бы в моих мыслях.
— Саша! Ты меня слышишь? Приезжай!
С каждой секундой мне становилось хуже. Я задыхалась.
Мое тело всё глубже погружалось в толщи многовекового темного океана. Потяжелевшее сердце утягивало на самое дно. Я тонула, ощущая, как медленно, одна за другой, отмирают мои клетки.
Я надеялась только на одно. Что мое сердце не выдержит и остановится. Это было бы так милосердно...
А пока я пребывала в какой-то тупой безжизненной прострации. Любая мысль скользила мимо, оставляя лишь тонкие длинные порезы. Я вспоминала Клима, наши с ним поцелуи, слова, взгляды...
Как же я скучаю по нему. Как же я, блять, скучаю.
С каждым вздохом моя тоска разрасталась, душила, лишала воли и сил.
Я даже не поняла, когда Антон остановился на обочине и крепко прижал меня к себе, поглаживая по волосам, как маленькую девочку.
Я не чувствовала ни осторожных касаний, ни тепло мужского тела. Я не чувствовала ничего. Но как же мне нужно было это — понимание, что рядом кто-то есть.
— Ты сильная, Саша. Ты выдержишь всё и будешь бороться до конца. Слышишь?! Клим будет тобой гордиться!
Антон что-то говорил, касался моего лица, лихорадочно целовал в губы. Я не чувствовала ничего. Я была бездушной куклой. Вздумай Антон трахнуть меня прямо сейчас, я бы даже не смогла сопротивляться.
Но Антон просто жадно целовал меня и гладил окаменевшее тело.
— Саша...
Мужской шепот выводил из себя.
Резко отстранившись, я посмотрела на Антона. Он глубоко и часто дышал. А его глаза горели неистовым огнем.
Я судорожно вдохнула, почувствовав вдруг крепкое сильное тело, вжавшее меня в сидение роскошной машины, горячие ладони, нырнувшие под юбку. Мне будто влепили хлесткую пощечину.
Упершись руками в широкую грудь, я грубо оттолкнула Антона. Его сердце билось часто и рвано.
— Нам надо ехать к Андрею, — хмуро выдавила я.
Несколько мгновений Антон просто смотрел мне в глаза, потом отстранился и, переключив рычаг, резко тронулся с места.
— Какой адрес? — глухо спросил парень, не глядя на меня.
— Димитрова, 92, — ответила я, поправляя юбку.
Странно, но приставание Антона привело меня в чувство. Нет, мои внутренности по-прежнему разъедала едкая кислота, и каждый вдох давался неимоверными усилиями. Но я хотя бы начала воспринимать действительность. И осознание медленно настигало меня.
Клима больше нет.
Чтобы не завыть от боли, я со всей силы сжала кулаки. Сердце билось, как сумасшедшее, комок в горле разрастался, перекрывая свежий воздух.
Я продолжала умирать. Мучительно, с агониями, остро ощущая каждый отказывающий орган.
А что чувствовал Клим, когда умирал? Было ли ему больно? Чувствовал ли он, как огонь сжирает его тело? Или над ним смилостивились и убили до того, как сжечь?..
Глухой стон эхом вырвался из грудной клетки. Как же, блять, больно!
— Саша, поговори со мной.
Антон обеспокоенно смотрел на меня. Он не слышал слова Андрея, но догадывался, что Клима больше нет. И пытался буквально за шкирку удержать меня, не давая сорваться в пропасть.
Судорожно сглотнув, я прошептала:
— Клим сгорел в машине.
Короткое предложение. Но от него веяло гарью и ужасом. Нечеловеческим ужасом, от которого волосы вставали дыбом, а сердце обливалось кровью.
— Черрррт!
Откинув голову, Антон на секунду прикрыл глаза. А я вдруг подумала о том, как было бы здорово, если бы прямо сейчас наша машина, переворачиваясь, слетела с дороги...
— Что еще известно? — отрывисто спросил Антон, переводя на меня взгляд. Его зрачки расширились, заливая темнотой светло-карие радужки. А я вспомнила черные глаза Клима...
— Не знаю. Андрей расскажет всё при встрече, — сипло ответила я.
Андрей говорил по телефону что-то еще, но я просто была не в состоянии услышать его. Я даже не помню, как прервала звонок. Я заторможенно перевела взгляд себе под ноги. Телефон лежал там. Медленно наклонившись, я подняла его.
Дотронувшись подушечками пальцев до длинной глубокой царапины на экране, я заплакала. Тихо, жалобно, безысходно...
Никто уже не сможет залечить эту трещину. Никто не спасет Клима.
Я больше не поймаю пронзительный взгляд черных глаз, не дотронусь до смуглого жилистого тела. Я даже не смогу выкрикнуть Климу в лицо, как люблю его, придурка!
Я рыдала навзрыд. Слезы лились из меня потоком.
И я всё еще надеялась, что мое сердце не выдержит и остановится прямо сейчас.
А теперь я чувствовала только терпкое послевкусие никотина и бесконечную горечь. Меня мутило. Но желудок был пуст, и я затягивалась глубже, чтобы забить вкус подступившей желчи.
Мы с Антоном только что приехали к Андрею. Он сразу провел нас на кухню.
Еще вчера я сидела здесь на коленях Клима и кормила его пирогом. Не отрываясь,
