Терплю! Жду когда закроется на все засовы дверь, когда приедет лифт, когда спустит он нас в своей напитанной взаимной ненавистью кабине на первый этаж, когда оба мы вновь окажемся в сумеречной темноте двора, чтобы развернуться наконец лицом к лицу, сверкнуть друг на друга яростными улыбками.
– Курнуть хочешь, старпер? А то вдруг последняя сигаретка в твоей жизни не выкуренная будет?
– А ты только языком балаболить можешь, щегол?
Наверное – вот это и есть ярость берсерка. Когда ты не помнишь себя, не чувствуешь окружающей себя реальность. И есть только бешенсво, чистое, незамутненное, концентрированное, захлестывающее и не отпускающее…
… До тех самых пор, когда за нашими спинами не взвизгивают сирены полиции.
– Да чтоб вас всех!
Хочется – сорваться с места, хочется броситься вниз, туда, где методично и очень деловито трамбуют в полицейский бобик двух драчливых бабуинов и…
Что сделать?
Кого выгораживать?
Кира, потому что отношения именно с ним внезапно повисли на волоске?
Ройха, потому что его десятилетний сын сейчас остался один в чужой квартире посреди незнакомого города?
Спасти нервы мальчишки или в раз ставшую такой хрупкой свою привычную, дорогую мне жизнь?
Раньше думала, что решительней. А сейчас – висну, висну, висну, не в силах выбрать какой “проводочек” резать.
В итоге…
Остаюсь совсем без перспектив – в полицейскую машину следом за упаковкой драчунов, уже на пассажирское место садится старшая по дому— мать её за ногу, Эльза Нафталиновна, тьфу ты – Никодимовна. Даме семьдесят лет в обед, не в первый раз зашли, и желчность у неё такая – собачки за десять метров писаются. Вот кто значит, полицию вызвал.
Возвращаюсь с балкона в комнату, и понимаю – что еще чуть-чуть и полезу на стену. Капец же ситуация, капец! Если этих олухов на все пятнадцать суток закроют – то что за это время будет с Антоном, который сейчас там ждет отца, обещавшего через десять минут вернуться?
Я гляжу на Карамельку – она на ковре посреди гостинной сейчас женит двух динозавров. Да, любовь зла, сводит и тиранозавра с птеродактилем…
Из квартиры выхожу бочком, бочком, подхожу к двери напротив чуть ли не крадучись.
Ох, не в свое дело я лезу.
С другой стороны, есть же современная мысль, что чужих детей не бывает. И бросать в одиночестве мальчишку… Почему эта идея не должна доставлять мне дискомфорта? Потому что когда-то с его матерью я пыталась поделить внимание Ройха? Так уж сколько лет прошла, я уже давно приняла мысль, что проиграла, а победительницы – так и вовсе нет в живых, хотя я разумеется этого никогда-никогда не желала…
Звоню.
Жду минут пять, чуть не подпрыгивая от беспокойства.
Звоню снова.
Почти уверовав, что звонок не работает – или сам Антон увидев меня в глазок решил не открывать, слышу лязг замка.
– Чего?
В приоткрывшуюся от косяка, насколько позволяет цепочка щель на меня сверкают обжигающим холодом два ярко-голубых глаза. Под ложечкой нехорошо свербит – уж больно напоминает мне это выражение лица ту пресловутую единственную встречу с Верой Антиповой. Ту в которую… Да обе мы вели себя как стервы. Но речь сейчас не об этом.
– Привет, – проговариваю ставшим вдруг таким неуклюжим языком, – я знаю, что тебя Антоном зовут. И ты папу ждешь, так?
– Жду, – мальчик неохотно стреляет глазами сначала слева, потом справа от моего лица, – где он?
Странное чувство – вроде тон у него недовольный и грубый, а мне… Обнять воробьенка хочется. Он ведь хорохорится, ерепенится, не от хорошей жизни ведь.
– Папе… Срочно пришлось уехать… – сочиняю на ходу.
– Зачем? – Антон в излюбленной детской манере прижимает взрослого к стенке одним прицельным вопросом. Правда, пока я хватаю воздух ртом, пытаясь быстро придумать такой ответ, чтобы ребенка кондратий от тревоги не хватил – он сам же мне и подсказывает.
– По работе?
– Да-да, по работе, – торопливо киваю, хватаясь за эту соломину, – срочное дело. Может на ночь задержаться.
Боже, какое сосредоточенно тревожное у мальчонки становится лицо.
Он оглядывается на квартиру так, будто там резко из стен полезли черные руки и прочая нечисть. Вопрос: “А как же я?” он не озвучивает, но он у него на лбу прям светится. Крупными красными буквами.
– Хочешь у нас посидеть? – предлагаю, и сама понимаю, на сколько не привлекательное это предложение. И, решив угробить его окончательно, добавляю – у нас супер-удобный диван. И мультики…
Ох уж этот взгляд исподлобья. Сообщающий мне, где сей джентельмен видел и мультики мои, и диван впридачу.
Тем удивительней мне, уже пытающейся придумать какой-нибудь годный дипломатический подкат, чтобы Антон все-таки согласился побыть у нас, лишь бы не сидеть в одиночку в пустой квартире, слышать.
– Ладно. Только я зарядку для планшета возьму.
И пусть он говорит это тоном великомученника. Пусть от души пинает дверь, явно не испытывая желания открывать её снова, суть в том что Антон действительно спустя минуту выходит на лестничную клетку в обнимку с упомянутым планшетом. Смотрит на мою дверь, как на дверь в преисподнюю. Но подбородок вздергивает хоть и обреченно, но гордо.
– Пошли!
Ущипните меня кто-нибудь. Кажется я уснула и мне снится какой-то сюр.
В мою квартиру еще никто не входил, как камикадзе на минное поле.
Зайчонок.
Настоящий зайчонок, взъерошенный, боевой, готовый чуть что – дать стрекача обратно, к незапертой двери, в свою нору. На пороге в гостинную светловолосый заяц замирает столбиком, напрягается.
Я останавливаюсь за его плечом, обреченно вздыхаю.
– Сейчас, минутку.
Вот кто меня дергал за язык и обещать ему диван? За те пять минут, что меня не было Кара, в излюбленной ей манере успела не только взгромоздить на этот самый диван коробку со своей коллекцией динозавриков, но и перевернуть её к чертовой матери, устроив на моем любимейшем месте в этой квартире филиал Парка Юрского периода.
– Мама, я играю! – возмущается Каро, заметив как я быстрыми деловитыми движениями отлавливаю среди диванных подушек чешуйчатых рептилий и отправляю их обратно в коробку.
– Может ты поиграешь в уборку динозавров? – предлагаю я.
Недавно попалась похожая серия какого-то мультика, и вот там это почему-то проканало. Видимо за счет сказочности всего действа. А моя живая, и не по годам разумная Карамель возмущенно топает ножкой.
– Неть! Не хочу!
Ладно. Зайдем с другой стороны.
– Уберешь динозавров с дивана – будем кексики печь.
– С шоколадом? – критично уточняет моя дочь. Разница есть, да. Без шоколада мы не особенно любим.
– С шоколадом, – киваю
