оба вопроса не было ответов. Я была никто. И никто меня не ждал. У меня не было дома, у меня не было мамы, любимого мужа… У меня не осталось ничего.
Карим повторял, заталкивая в меня кусочки еды, что я должна быть сильной и набираться сил. Но зачем? На этот вопрос он ответа не давал, а жаль. Ведь я была совершенно потеряна.
Я ненавидела эту жизнь, в которой мы барахтались как рыбы с мамой. Отец нас не спрашивал, он просто привел нас в этот мир и заставил в нем существовать, и вот к чему все это пришло.
Одна надежда у меня все же была, я надеялась, что он мертв. Иначе это очень несправедливо, если мама умерла, а он отнимает чей-то кислород, продолжая жить.
Вспомнив о моей родной душе, я снова заплакала. За что так жестоко с нами обошлась судьба? За что? Столько лет под одной крышей с этим тираном и такой конец, к тому же ранний.
Я даже не успела с ней попрощаться. Те мои слова, что я произнесла, уходя, она так и не услышала. Надеюсь, она знала, как сильно я ее любила.
– Карим? – позвала чуть слышно мужчину, который, не останавливаясь дольше, чем на пять минут, ехал и ехал вперед.
– Да, Самар. Ты проснулась?
– Зачем нам куда-то бежать? Какой смысл?
– Ваша мать все организовала для вас обеих, она планировала этот побег, на всякий случай. Но пока Алия лежала там в сознании, сказала, что теперь это необходимо сделать однозначно.
Я не придавала значению его слов смысл. Сейчас же вроде бы до меня дошло, что мама готовила побег сама. Просила меня подождать разговора с Давидом, а сама… Лучше бы я не послушала ее, может, все было иначе в итоге, а не вот так…
– Вы не вернете этим свою дочь, помогая мне, – пытаюсь протестовать, надеясь, что он развернет машину и дальше… а я и не знаю, что может быть теперь дальше.
– Я знаю, но я спасу вас. Этого мне будет достаточно.
– Почему они умирают? – произношу вслух мысли. – Самые дорогие нам люди… Почему?
– Так бывает.
– Это жестоко.
– Не во всем есть и может быть справедливость. Не мы определяем срок жизни.
– Мой отец определил. Почему ему это было позволено?
– Это не одно и то же.
– Какая разница, если по факту ее больше нет.
– Значит, ради матери, вы не можете взять и сдаться. Она не для этого жертвовала собой. Не для того, чтобы вы лежали и прощались с жизнью.
Морщусь от его слов, словно он меня пронзил острым копьем, прямо в живот.
– Я не просила об этой жертве. И никогда бы не стала.
– Она мать, ее не нужно просить. Она сама знает как надо. У меня такого выбора не было. Иначе я бы поступил так же.
– Мне этого не дано понять, – обреченно выдыхаю, не понимая, как это возможно так сильно любить ребенка, чтобы вот так поступить. Хотя разве я не отдала бы за маму свою жизнь? Заслонила бы от пули, если бы та летела не в меня? Разумеется, да. Жаль, Давид меня не любил также отчаянно, ведь я бы… Неважно. Он в любом случае этого недостоин большего.
– Все впереди, – отнимает меня у мыслей голос мужчины.
– Не уверена, что буду способна, снова выйти замуж, родить детей, – сердце ноет, вспоминая того, кто его предал недавно.
– Время лечит. Сейчас так, потом будет иначе.
– Сколько времени мы в пути? – задаю вопрос, чтобы отвлечься от этих угнетающих мыслей.
– Почти три дня.
– Много. А где мы сейчас? – приподнимаюсь на локте и смотрю на пустынную дорогу и «пробегающие» рядом поля.
– Мы в Смоленской области.
– Мне казалось, что мы были на юге.
– Так и есть. Маршрут запутанный, чтобы нас потеряли на время из вида. А пока будут искать, мы уже пересечем границу.
– Мы уезжаем из России? – отчего-то с тоской спросила, думая о маме и похоронах, которые я не могу организовать.
– Да. Боюсь, что сюда мы не вернемся больше.
Прозвучало обреченно. А может это и к лучшему вовсе. Здесь я оставляю мою первую и больную любовь, а еще ту, что родила и так рано ушла из-за меня… Стираю слезу, что медленно скатилась по щеке от боли и обиды.
– А как мы ее пересечем? Сразу же станет известно об этом.
– Не станет. Все схвачено.
– Ладно, – ответила, не ощущая больше сил на дальнейший разговор.
– Еще два часа и мы будем в Беларуси. А дальше немного придется проехать и на месте окажемся.
– Хорошо. Делайте как знаете, – снова легла, и подложив руку под голову, попыталась уснуть.
Следующее пробуждение было уже на границе. Карим все сделал сам. Его не было около двадцати минут. А когда он вернулся, мы сразу же поехали дальше. Удивительно, ведь под словами, что все схвачено, я думала, что придется ползти через колючую проволоку.
– Так просто оказалось, – снова выдаю вслух, что думаю.
– Так, кажется. Просто уже до этого момента было заплачено много денег. Сейчас я отдал оставшуюся половину.
– И сколько стоит наше исчезновение?
– Зачем это вам? Просто радуйтесь, что нам удалось выехать без проблем и нас никто не нагнал.
– Значит, отец не умер?
– Думаю, нет. У меня не было времени осматривать его.
– Жаль. Стоило остановиться и снова в него пустить пулю. Он на жизнь право потерял, когда отнял ее у мамы.
– Согласен, и, быть может, он уже скоро закончит свои дни.
– Надеюсь, – проговорила, отвернувшись к окну.
Следующая остановка и две после нее были на заправках и кафе. Мы все делали в спешке. В одной из таких я купила новую футболку и спортивные штаны, потому что джинсы давили и были несвежими за четыре дня пути, жаль душ принять, не было возможным.
Конечным пунктом был небольшой и милый дом, за невысоким забором на окраине такого же небольшого города. А встретила нас женщина. Улыбчивая, приветливая и добрая на вид.
– Карим, вы? – спросила, не выходя к нам за забор.
– Я и дочь Алии Самар, – он вылез и показался ей на глаза, я же по его наставлению осталась в машине.
– А где сама Алия?
– Она не приедет.
– Как это? Мы говорили с ней неделю назад и…
– Моя мама умерла четыре дня назад, – подала голос и вышла из авто, показавшись хозяйке на глаза.
– Ах… – она приложила руки ко рту и, кажется, заплакала.
– Кто вы?
– Я Оля. Мы с ней знакомы с детства. Жили
