дверь.
— Нет, ты посмотри на эту… хорошую женщину, — прорычал Камнев.
— Ничего, скоро Роксана будет дома, — увещевала я его, пока мы обходили здание, чтобы оказаться перед окнами нужной палаты.
— Угу, — буркнул мрачный мужчина, чуточку расслабляясь.
— И тогда никто больше ничего не запретит.
— Угу. Спасибо, Катя.
Было бы за что. Но совсем успокоиться ему было сегодня не судьба. В проеме ярко освещенного окна на третьем этаже появилась Роксана. Я ее едва узнала. Бледная, осунувшаяся, но улыбка просто ослепляла. У меня аж слезы навернулись. Она послала воздушный поцелуй своему мужу, который огромный суровый мужчина, ни капли не стесняясь, как бы поймал в воздухе и прижал к своим губам, засияв, словно в нем не то что лампочка зажглась — целое солнце вспыхнуло. Только что был угрюмый громила, и поглядите, милаха какой, прямо-таки здоровенный плюшевый медведь. Вот это да! Помахала причина волшебной метаморфозы и мне, прижав ладонь к груди и четко выразительно, давая прочесть по губам, произнесла «спасибо». Потом велела знаком подождать, исчезла на минуту и снова появилась, держа в изгибе обоих локтей по малышу.
— А ну положи их! — заорал Камнев, мигом опять взбеленившись. Да уж, дома никто ничего не будет запрещать Роксане Камневой. Никто, кроме ее вспыхивающего, как порох, мужа. Эх… завидно же. По-хорошему. — Быстро! Тебе нельзя их таскать после операции! Рокс!
На его рев стали выглядывать из окон на всех этажах, а Яр топотал ногами и чуть в стену кулаками не лупил, исходясь гневом в беспокойстве, пока его жена не подчинилась. Да и потом полдороги, подвозя меня к Боеву, не мог угомониться. Бурчал под нос, что кое-кто у него допросится, ишь удумала, врач сказал не больше двух килограмм за раз, а там… и хмурился.
Проводил меня до дверей, велел запереться и даже проверил, подергав за ручку и только после этого ушел.
А я, сняв верхнюю одежду и разувшись, побрела обходить пустую квартиру. Опять потянуло разныться. Везде тут пахло моим саблезубым, но его самого не было. И мне от этого так тоскливо стало. Будто я очутилась одна на каком-нибудь полюсе недоступности, и вокруг на сотни километров ни души. По крайней мере той души и тела, что мне так хотелось ощутить рядом. Выпила пустого чаю, в рот ничего не лезло, и, стащив из спальни одеяло, улеглась перед телеком. Задремала незаметно для себя, бездумно пялясь в экран. И даже взвизгнула с перепугу, почувствовав чье-то прикосновение к своей лодыжке.
— Тш-ш-ш, Катюха, я это, — почему-то шепотом пробормотал Андрей, на которого я, офигев, лупала глазами в полумраке.
Наклонился, поцеловав коротко, но жадно, огладив холоднющими ладонями мои щеки. Отстранился и взялся быстро раздеваться.
— Ты же… пару дней же сказал, — чуть заикаясь от испуга и удивления, так же шепотом ответила ему, наблюдая, как он торопливо стягивает свитер сразу с рубашкой, а следом и штаны.
— Не рада? — ухмыльнулся, ныряя ко мне под одеяло, и узкий неразложенный диван заскрипел под нами. Уткнулся лицом в изгиб моей шеи, награждая своим желанным весом повсюду. У меня дыхание перехватило от его аромата и облегчения, что принесло первое же прикосновение. Без него как болело все, болело. Господи, пропала ты, Сомова. — Мм-м-м, пахнешь как. Мягенькая, тепленькая вся. А я вот скучал, несся домой на перекладных с тремя пересадками, а моя карамелька-то и не ждала-а-а, — ворчал он, потираясь колючей щекой и нюхая меня, ну чисто дикий голодный зверюга. Мой саблезубый мурлыкающий зверюга.
— Еще как скучала, — возразила я, принимая его вес полностью, обвивая руками и ногами, куснула за мочку уха. — Мне без тебя тоскливо было, хоть плачь.
— Это хорошо, Катюха. Это правильно, — бурчал Боев, продолжая сопеть, тереться, но уже не так активно. — На работе приставал кто?
— Нет, только помогали, подсказывали.
— Ну… молодцы, чё… Прям отзывчивый коллектив, как погляжу.
— Боев!
— А? Я же в положительном смысле.
Ну да, а то я не слышу угрожающих ревнивых ноток.
— А еще я Ярославу помогла женщину одну успокоить, — продолжила я тараторить, хвастаясь, одновременно тиская его. — И мы к Роксане заезжали. Она нам в окошко детей показала, а Камнев ругался. Сильно.
— Угу, а давай поспим, малыш, — почти неразборчиво проворчал Боев, переворачиваясь и укладывая меня поверх себя. — Я тебя всю дорогу хотел, аж яйца синели, но дядя старенький и устал слегка. Сейчас чуток вздремну и устрою тебе фейерверк.
— Да плевала я на пиротехнику твою, главное, вернулся.
— Не-не, ты с этим не шути, Катюха, — он уже реально едва языком ворочал. — Никаких плевать. Буду мало или плохо трахать — уведут.
Никто меня у тебя не уведет, балда ты огромная.
— А покушать?
— Я уже и запахом сыт. Все. Спи.
Шаповалов со своих югов вернулся внезапно. Ну как внезапно, точно через положенных три недели, да только для меня время промчалось незаметно. Когда каждое утро просыпаешься счастливым дураком, упершись носом в ароматную макушку моей конфеты, а утренним стояком в ее поясницу, и, еще глаза не продрав вкрадчиво так засаживаешь, закинув ее ногу себе на бедро, мурча пошлости в краснеющее ушко, то дни пролетают однообразно незаметно. И я охуеть как люблю теперь однообразие. Я хренов фанатичный адепт однообразности. Клянусь чем угодно! Потому что лучше, чем начать день с ленивого уютного утреннего секса с моей вкуснющей женщиной, было только проснуться от ее минета, а потом щедро отблагодарить, усадив себе на лопающуюся от довольства морду. И в пизду болтовню об утренней гигиене рта. Угу, именно туда.
— Я смотрю, ничего у нас не меняется, да, Андрей, блин, Федорович, — встретил нас с Катюхой, ввалившихся в обнимку в двери офиса, едким замечанием загорелый, но явно не подобревший Колька.
Тискал, само собой, внаглую мою карамель я, она же все пихала меня в бок, пытаясь придать явлению на работу хоть чуть официоза. Но куда там ей со мной справиться, так что только и оставалось хихикать по-девчачьи, щекоча этим мое самолюбие под шейкой.
— И тебе привет, смуглый туземец, — поздоровался я, мигом теряя свое прекрасное настроение.
Все ребята напряглись, чуя, что в воздухе запахло паленым. Катька тоже насторожилась и вопрошающе глянула на меня. Да, малыш, это и есть твой братан и что-то сейчас однозначно будет.
— Мне показалось, что мы решили: офис место — работы, а не для удовлетворения твоих… потребностей, — нахмурился еще сильнее Шаповалов, окидывая Катерину пренебрежительным взглядом с ног до головы, от которого она поежилась.
