ничего не говорит.
— А ты куда, Арсен? — спрашивает Поля.
Герасимов чешет затылок, потом закидывает руку на спинку моего стула и задумывается.
— Понятия не имею. Куда возьмут.
— Как так? — ошарашенно таращусь на него. Разве можно так безответственно относиться к своему будущему?
— Вот так. Раньше планировал на юридический, но сейчас все поменялось, — Арсен откашливается и трет шею, словно этот разговор для него неприятен.
Он не вдается в подробности, а мы не настаиваем. Время с ребятами проходит незаметно, и вот уже стрелки часов показывают половину девятого. Оперативно расплатившись (парни отказались от наших денег), мы выходим из «Плазы» и садимся в машину Долматова. Мы с Полей размещаемся на задних сидениях, а парни впереди. В без пятнадцати девять начинает звонить мама, и мне приходится снять трубку.
— Да, мама…
— Нинель, ты где? Уже девять вечера! — истерично начинает она.
— Мам, я уже подхожу. Сейчас без пятнадцати. Через десять минут буду дома, — тихо отвечаю.
— Хорошо, — с шумом выдыхает. — Давай скорее, завтра в школу!
— Ладно.
Отключившись, закидываю телефон в сумку. К слову, никому кроме меня не названивают родители. Это только я такая счастливица? Мне скоро исполнится восемнадцать, но у меня комендантский час до девяти! Даже девятиклассники гуляют дольше во дворе!
Я прошу высадить меня за пару домов от моего, чтобы не встретить маму и чтобы она из окна не увидела, что меня кто-то подвез. Мне прошлой выволочки за Герасимова хватило, знаете ли.
— Я тебя проведу! — вызывается Арсен, когда, попрощавшись, я выхожу из машины.
— Не надо! — испуганно выкрикиваю, захлопывая дверь.
Но разве этот парень кого-то слушает?
Он выходит следом и подает знак Долматову, чтобы тот отъезжал.
— Я проведу, — настойчиво повторяет.
— Слушай, — нервно поправляя волосы, бормочу: — Не нужно, правда.
— Нина, я проведу до следующего дома, а потом просто прослежу, чтоб ты дошла. Я все понял, если что. Я не идиот.
Опускаю глаза вниз. Мне стыдно и неловко, но я благодарна Арсену за понимание.
— Я не думаю, что ты идиот…
— Хорошо, что мы это выяснили, — игриво подмигивает и берет меня под локоть.
Мы неспешно доходим до поворота, за которым начинается мой дом. Останавливаемся друг напротив друга, прощаясь…
— Ну пока… — говорю, прикусив смущенно губу.
— До завтра… — кивает Арсен, а потом неожиданно хватает мою руку, подносит к лицу и оставляет на тыльной стороне ладони легкий, почти невесомый поцелуй.
Я оторопело моргаю, застыв каменным изваянием.
— Тебя мама ждет, — как ни в чем не бывало напоминает, растягивая на губах лукавую улыбку.
— Угум… Пока, — сдавленно бросаю, резко разворачиваюсь на пятках и спешу убраться.
Что, ради всего святого, между нами происходит? Это же явно что-то романтическое…?
Нина
Понедельник. Первый урок. Химия.
И нет. Я не опоздала. Сижу, точно пай-девочка, повторяя домашнее задание. Удивительно, но оказывается у Горгульи есть сердце. Многим она все-таки дала возможность исправить оценки. Я отвечала на прошлом уроке, и, разумеется, хочу ответить еще и на этом, чтобы исправить ту проклятую двойку! Ко всему прочему за лабораторную на прошлом занятии я получила пятерку, что тоже в общем-то неплохо. Если сегодня я отвечу, то о позорной единице и двойке можно забыть. Слава тебе, господи!
— Кто готов отвечать? — приспустив тонкие очки, обводит класс строгим взглядом химичка.
— Можно? — тяну руку, на что Горгулья раздраженно морщится.
— Кто-то еще?
Ага, конечно. В классе стоит гробовая тишина, а головы учеников практически не видно из-за учебников. Все хотят выкроить минуту-другую, чтобы повторить материал. Моя рука не опускается и Наталья Юрьевна закатывает глаза, смотрит в журнал, находит мою фамилию ручкой и гнусавым голосом припечатывает:
— Уткина, ну куда тебе еще оценки? У тебя одни пятерки.
Что, простите?
— Н-но…
— Вон, пять пятерок стоит за последние уроки! Куда еще?
Пять? Откуда, черт возьми?!
— Но я же… Ай!
Неожиданно мне в затылок прилетает скомканный лист бумаги. Потираю затылок и мы с Горгульей рявкаем в один голос:
— Герасимов!
— Извините, промазал. Хотел в ведро…
— Ведро в другой стороне, — резонно замечает химичка.
Тем временем Арсен выпучивает свои глаза, по-странному махая руками.
Ему нездоровится?
Складывает из рук крест, и в голове словно зажигается лампочка. Мне не нужно исправлять оценку? Почему?
Наталья Юрьевна, потеряв ко мне всякий интерес, тычет ручкой наобум в журнал и произносит:
— Воронина, к доске!
Пока Воронина с химичкой отворачиваются к доске, мне стучат по плечу.
— Псс, Уткина, возьми, — передает мне Настя Ершова маленький бумажный квадратик.
Прикусив губу, настороженно кошусь на Горгулью. Та отчитывает Воронину, которая не может решить реакцию. Опустив руки под парту, не мешкая разворачиваю записку.
«Не пались. Я исправил тогда наши оценки»
Исправил? Но мы же тогда даже не…
Что «не»? Не держались за руки? Не ходили в кино? Не переписывались по вечерам, чтобы это ни значило. В общем, мы тогда практически не общались. Почему Арсен исправил мои оценки? Мне казалось, Герасимов терпеть меня не может. Особенно, учитывая его мерзкое поведение в столовой.
Я едва досиживаю до конца урока, и когда наконец звенит звонок буквально за секунду скидываю вещи в рюкзак, вскакиваю со стула и несусь к выходу, ожидая в коридоре Герасимова. Он, к слову, не спешит. Перекидывается плоскими шутками с Долматовым и Грачевым, собирая вещи.
Засранец специально тянет время? Ведь наверняка знает, что я его тут жду! Да я сейчас умру от любопытства!
Первыми выходят Грачев и Долматов, при виде меня Айдар ухмыляется и заговорчески мне подмигивает. Толкаясь локтями и шушукаясь, они с Грачевым идут к лестнице.
От нетерпения я постукиваю ногой.
И где он?
Герасимов выходит через минуту. Не один, а под ручку с Ворониной, которая что-то щебечет ему на ушко, противно хихикая.
Вот гадина!
— Лена, я же сказал — у меня сейчас не получается…
— Арс, — девушка на него смотрит, капризно надувая губы: — не будь таким букой!
Арс? Какого черта?! Его так только близкие друзья могут называть! И…букой? Сколько этой девушке лет? Пять?
Я пыхчу и, пожалуй, впервые в жизни мне хочется вцепиться девчонке в волосы и протащить за них по полу. Обязательно стоять так близко к Герасимову и пихать
