Мать всегда в меня верила, в отличие от него. Как и я не поверил в Дениса. Ну, не может мой сын быть механиком! И чинить машины таким же, как я. Но я, тем не менее, взял под контроль свои чувства, и поздравил его. Как умел.
Денис произнёс в ответ на мои поздравления:
— Спасибо, пап!
— Я заеду сегодня? — спросил.
Он подумал на том конце провода:
— Да, я собирался отметить с друзьями.
— Отмечай, кто ж тебе не даёт, — сказал раздражённо.
И тут же подумал: «С друзьями, как бы ни так?». Наверное, Витя ему тоже друг?
— Маме оставь поздравление, она передаст, — ответил сынуля.
Я хмыкнул:
— Окей, — и не стал обижаться.
Семнадцать. Подумать только! В своё время я в эти годы уже торговал фруктами на базаре. И зарабатывал сам. Хотя, ему платят. Но ведь перспектив никаких! Он так и будет механиком всю свою жизнь? А как же табличка «Директор, Самойлов Денис Ильич»? Или всё же Давид?
Вдруг, задумавшись, я понимаю, что разница между Давидом и Снежей значительно меньше, чем разница между Настей и Витей. То есть, потенциально возможно, что он — её будущий муж, а не я? От этакой арифметики голова идёт кругом. И я прекращаю считать…
Снежа делает фото. У неё получается очень красиво. Даже я признаю! Но до сих пор не даю ей заснять себя рядом с Никиткой. Зато в кадр попадают мои руки. Я держу ими сына, и он делает вид, что стоит рядом с кустиком белых подснежников.
Я на мгновение думаю, что Снежана — «подснежник». Мой маленький юный цветок. Что существует недолго. Мне порой кажется, что я её выдумал. И её просто нет! И Никитки не существует. Но вот же он, рядом. Живой. И Снежана кричит:
— Улыбнись!
Но я взамен хмурюсь:
— Что?
Она, посмотрев на смартфоне, смеётся.
— Папа у нас недовольный! — объясняет Никитке.
— Только не надо выкладывать в сеть, — прошу я её.
Сначала просил удалить. Но Снежана сказала, что у неё уже целая папка с моими фотографиями. И показала мне их…
В разных ракурсах я представал сам себе странным, смеющимся, хмурым. Вот я с приоткрытым ртом сижу за компьютером. Что-то считаю в уме. А вот бреюсь! Поранился бритвой, и занят своим отражением в зеркале. На одном я был спящим. И хотел возмутиться тому, что нельзя снимать спящих людей. Но фото меня увлекло! Я долго пытался узнать на этом снимке мужчину. А в этом мужчине — себя самого.
— Хорошо, я оставлю, — улыбается Снежа и продолжает снимать. Теперь уже фокус на сыне.
— Он устал, — говорю. Хотя на самом деле это я утомился держать.
Пора покурить, и я сажаю Никитку в коляску. Делаю пару шагов в сторону, чтоб не дымить. И вижу, как Джек развлекается с сучкой.
— Ах ты, старый кобель! — окликаю его и спешу оттащить. Пока дамочка, хозяйка той самой болонки, общается с кем-то по телефону.
— Не кончил, надеюсь? — дёргаю за поводок. Тот отвязался от лавки. И Джек убежал.
Сучка смотрит нам вслед.
— Ты её зацепил, — ухмыляюсь я Джеку.
Он идёт, понурив голову. И даже не удостоив даму сердца прощальным взглядом. По собачьим меркам он старше меня! Но до сих пор «на ходу».
Снежана уже «отработала ракурсы». И спешит поделиться. Я одобряю, прошу переслать пару фоток. Никита гулит. Вдруг, из отдельных слогов появляется… «папа».
— Ты слышал? — вскрикнув, Снежана подбегает к коляске. Садится на корточки и просит его повторить, — Ну, скажи ещё раз! Па-па!
— Это случайность, — бросаю я, глядя на сына, — Он хотел сказать «папоротник».
Снежана, поняв, наконец, улыбается:
— Нет! Он хотел сказать «па-па», — и опять донимает Никитку.
Первое слово Давида было ещё менее членораздельным. Но мне почему-то так больно сейчас… Это «папа» рвёт душу на части! Из Никиткиных уст оно кажется мне не таким настоящим. Как будто он сам удивляется, глядя мне прямо в глаза: «Это ты — мой отец? А не шутишь?».
— Так что ты решила? — интересуюсь я у Снежаны, когда мы идём по дорожке вдоль узкой аллеи.
Скоро здесь будут, сначала цвести, а потом плодоносить каштаны. Май. День рождения Насти. Первый, порознь! Я обычно дарил ей букет и ещё что-нибудь. Украшение, или флакончик духов. А теперь… Есть ли смысл? Что подарит ей Витя? Разве что тошнотворно-ванильную ёлочку для машины. Ах, да! И оргазм. На большее он не способен.
— Решила, переведусь на заочное, — отвечает Снежана. Она имеет ввиду свой забытый «диплом специалиста». Бухгалтера, или кого там ещё?
— Тоже вариант, — я одобряю. Пускай развлекается!
— Что я маме скажу? — неожиданно Снежа бледнеет. Встаёт посередине тропы.
— В смысле, что? — удивляюсь.
Снежана вздыхает и смотрит в пространство:
— Ну, про нас с тобой.
— Скажи, как есть, — отвечаю, беря из её рук бутылку с водой.
— А как есть? — её голубые глаза, как два ясных топаза, что я подарил, устремляют свой взор на меня.
Я пожимаю плечами:
— У нас всё серьёзно.
— Серьёзно? — повторяет она, не сводя с меня глаз.
— А то! — усмехаюсь в ответ.
Снежа смущённо толкает коляску:
— Я скажу ей, что мы с тобой любим друг друга. Можно?
— Так и скажи, — сунув руки в карманы, иду не спеша, чуть позади неё. Поводок на запястье то и дело дёргает Джек. Желая пописать, или понюхать что-нибудь.
— И скоро поженимся, — голос её оседает до шепота. Но я всё же могу различить.
И опять, двадцать пять! Женитьба. Ну, кому это надо? Один штамп на своей репутации я уже заработал. Не хочу заработать второй. Но Снежане подобные вещи неведомы. Для неё всё впервые. И я ощущаю себя виноватым за то, что лишаю её этих глупостей. Белого платья, фаты и гостей.
— Снежок, тебе плохо со мной? — говорю я, беря её руку.
— Нет, что ты, Масюль! Мне с тобой хорошо, — удивляется Снежа.
Я продолжаю:
— Тогда зачем усложнять?
Снежана вздыхает:
— Затем! Что мама не примет тебя в своём доме. А я так хочу, чтобы вы помирились!
— Да мы и не ссорились, — я улыбаюсь, — Это ваши с ней отношения, не мои.
— Значит, тебе всё равно, — огорчается Снежа.
Я сжимаю в обеих руках её тонкие пальцы:
— Ты пойми! Я только недавно развёлся. Должно пройти какое-то время…, - говорю я и вдруг понимаю, что это звучит так, будто я овдовел.
Трясу головой, выдыхаю, представив себе на мгновение, что Настя умрёт…
— Я понимаю, — вырывает меня из раздумий Снежана.
Наши пальцы сплелись, а я даже не чувствую. Но отвечаю на жест.
— Просто я не хочу ей врать, — добавляет она.
— Конечно, — бросаю, забыв, о чём речь.
Снежана смеётся, увидев, как сын реагирует на голубей.
— Она узнала, что его Никитой зовут, и расплакалась.
«Почему?», — порываюсь спросить. Но в тот же момент вспоминаю, что так звали папу Снежаны.
— А как увидит, так и вообще, будет сутки рыдать, — усмехаюсь.
— Нет! — возражает Снежана, — Она будет рада! Ведь он — наша радость?
И Никита спешит подтвердить это гордое звание. Рвётся пойти к голубям. Хорошо, что пристёгнут. И пока не умеет ходить.
Я представляю Снежанину маму. И почему мне так не везёт с тёщами? Эта ещё хуже прежней! Но ведь тянуть бесконечно не выйдет? Придётся знакомиться! Ехать туда. Приходить к её дому с тортом и цветами. Комедия, просто! Может быть, лучше сводить в ресторан?
Хоть Снежана — не слишком-то ранний ребёнок, её матери сорок пять лет. Подумать только! Ровесница Машки. А на вид — вдвое старше! Хотя, мне довелось её видеть не в лучшем расположении духа. Худощавая, бледная, злая. Больше похожа на ведьму, чем на святую.
— А я буду рад, если вы с ней помиритесь, — добавляю я от себя.
Под ногами ручьи. Кое-где на окраинах, снег ещё тает. Так и здесь, под завесой раскидистых крон до сих пор лежат белые кучки. Я представить себе не могу, что сказать этой женщине. Я люблю вашу дочь? Я возьму её в жёны? У нас сын! По-моему, этим всё сказано.
— Может, на Пасху? Она в этом году ранняя будет, — бросает Снежана.
— Что, на Пасху? — хмурю я лоб.
