тачки на стол кидать…
Через пять минут, мысленно попросив прощения у своего субарика, уже несусь по пустому городу в сторону дома Радужки.
С тех пор, как я в последний раз, за хорошие бабки, проходил на территорию закрытого поселка, там усилили охрану, и теперь попасть будет проблематично.
Но тачка длинного — это мой пропуск!
Насколько я помню, там нет автомата, все вручную, живая постоянно бдящая охрана. Высший уровень, блять.
Пропускают без вопросов.
Радуюсь, что у длинного понтов больше, чем роста, и все стекла в аудюхе тонированные в хлам, топлю до дома Радужки.
Через забор тупо перемахиваю. Он небольшой, для красоты, а не для охраны.
Про то, что тут могут быть, да и, наверняка, есть собаки, вспоминаю уже на территории коттеджа.
Бляха, надеюсь, успею до того, как местные крокодилы мне полжопы сходу отгрызут.
Запрыгиваю сразу на карниз, радуясь, что в свое время на скалодром хорошо так походил. Для Эвереста готовился, придурок… Хотел, чтоб родители увидели и охерели…
Сжимаю злобно зубы, прогоняя очередное неприятное воспоминание. Вот ведь дебил, вроде уже и пора взрослеть, а я все на предков оглядываюсь…
На карнизе вполне устойчиво, запрыгиваю на небольшой балкон. И аккуратно заглядываю в комнату, тут же понимая, что сегодняшний аттракцион невъебенного везения продолжается: судя по обстановке, это и есть кабинет отца Радужки.
И паренек, увлеченно роющийся в ящиках стола, никак на хозяина дома не тянет…
Мне дико хочется прямо сейчас пойти и поучаствовать в веселье, верней, начать его, но терплю. Приходит в голову, что, если мне не поверят, то компромату определенно будет больше доверия.
И потому я, вместо того, чтоб перелезть в кабинет, достаю телефон и начинаю фиксацию нарушений правопорядка.
Парнишка сильно занят, потому что папаша Радужки, похоже, постарался и на все ящики навесил нехилые замки. Вот что он там найти хочет-то, любопытно мне? Ноут на столе стоит, в прямом доступе… А еще любопытно, где сама Радужка?
Мысль эта интересная посещает меня только через пару минут съемок, и сразу же продирает диким ознобом.
А что, если этот урод ее просто… А-а-а-а-а-а-а!!! Сука-а-а-а!!! Если он ей чего сделал, убью же! И сяду! Прямо с удовольствием, блять!
Я уже, практически, опускаю телефон, тут же забыв о шпионаже, когда открывается дверь кабинета, и на пороге возникает Радужка.
С очень сложным выраженьем на насупленной мордяхе и сложенными на груди ручками.
Весь трешак ситуации тут же доходит до моей тупой башки в полном объеме: мои слова, похоже, упали куда надо, но Радужка, вместо того, чтоб поступить правильно, то есть, звякнуть папаше, братишке своему, на край — в полицию, поступила дико неправильно и нелогично, хотя, бляха, очень характерно для нее, бешеной дурочки.
Тут я уже виноват, урод, знал ведь, какая она у меня ебанутенькая и какие тараканы в этой разноцветной голове жирные, но все равно не сумел просчитать самый логичный вариант развития ситуации: то, что Радужка решит самостоятельно проверить мои слова и спровоцировать парнишку на действие.
И вот теперь хочется ей крикнуть: “Ну чего, овечка, поверила? Проверила? Ну и молодец! А теперь пиздуй отсюда! Можно сразу из дома! И своих волкодавов запусти вместо себя! Пусть поиграют”.
Я полон с одной стороны мрачного торжества, свойственного любому, кто хоть раз, пусть и про себя, а не вслух, говорил с удовлетворением: “Я же предупреждал!” А с другой стороны изнутри поднимается дикий страх, ведь Радужка вообще же дура, сейчас кинется на идиота, и он ей что-то сделает, а я не успею…
И потому больше не рассуждаю и не разглядываю немую сцену за стеклом, а ломлюсь в кабинет, дергая за ручку балконной двери.
Все присутствующие на сцене актеры тут же поворачивают ко мне головы, синхронно удивляются, а дальше события начинают развиваться с дикой, буквально запредельной скоростью.
Радужка открывает ротик, почему-то делая шаг в мою сторону, вместо того, чтоб проявить хотя бы зачатки мозгов и, наоборот, свалить с подмосток!
Ее недо-жених тут же приходит в себя и, сука, тоже вместо того, чтоб двинуть ко мне, прется к Радужке, да такую скорость развивает, тварина, что я не успеваю!
Вижу в его руках что-то блестящее, и голову отрубает напрочь.
Дальше уже на инстинктах действую. Тренер ругал, кстати, всегда, когда на спаррингах такое делал, и учил жестко правильности реакций и холодной голове…
Но мне в этот момент не до просчитывания ситуации, есть только одна задача: убрать урода подальше от моей девочки! Моей глупой, глупой девочки, такой хрупкой, тонкой… Ей же не надо много, она же такая мелкая! И дерзкая! Не уйдет с дороги, не отшатнется! А ему надо выйти же! Понял, что попал, что против меня не потянет! И теперь просто хочет слинять! А она стоит и не пускает!
Я успеваю его развернуть на себя, уже рядом с Радужкой. Развернуть и даже увернуться от первого удара.
На второй я не реагирую, хотя он достает, и бок пробивает острой болью. На остатке инерции успеваю подло пробить в кадык и увидеть, как урод, захрипев, валится на ковер.
Хочу добить, но почему-то в глазах чуть темнеет.
Моргаю с недоумением и внезапно вижу рядом с собой Радужку.
Она обхватывает странно так, за талию и что-то бормочет, злобно и обиженно. Я даже не сразу разбираю, что, в ушах слегка шумит, но это отходняк от скорости, все же я так раньше никогда не двигался, сам охренел. И организму явно не понравились сверхскорости.
Радужка, чуть изломив брови, тревожно и зло смотрит на меня снизу вверх и куда-то пытается вести, а я торможу, потому что не могу насмотреться на бледное личико, на огромные глаза. Даже слезы у нее радужными цветами дробятся на грани… Пиздец ходячий, а не девочка…
Еще молчала бы… Но она говорит, говорит что-то, и я даже начинаю разбирать, что именно:
— Дурак, дурак какой… Чего полез? Уже папа едет, и Гошка… А ты… Ну вот что мне с тобой делать? Крови сколько… Дурак… Ой, дура-а-а-ак… Ненавижу тебя, дурака, ненавижу… Не вздумай сдохнуть, а то найду на том свете и сама прибью!
— Да я же и так буду дохлый, Радужка? — смеюсь я нелогичности ее предъявы, но она упрямо прет меня к диванчику в углу кабинета и продолжает бормотать злобно:
— Еще раз убью! Чтоб знал! Как лезть! Как врать! Как спорить! Как гулять! Как умирать! Дурак! Попробуй только! Клянусь
