вам сырники, — велел я мелким.
Решился — так вперед, заднюю нечего включать.
Уже на подъезде к дому Ерохиной Ленка опознала местность.
— Пап, а мы к Лизе домой приехали?
— немного робко, но с явной затаенной надеждой спросила она.
— Ну вы же сами сказали, что ее мама годные сырники готовит.
— Ура-а-а!
— уже в полный голос заликовала Лена.
Я глянул в зеркало заднего вида и на Ваньку.
В день ухода Лизы дочь откровенно расстроилась, обнаружив, что мы теперь сами по себе.
Сын же никак своей радости или ее отсутствия не выдал.
Сейчас тоже сидел и вроде бы безразлично пялился в окно.
— Вань, ты же не против?
— спросил его.
— Чего?
— Ты не против, что мы едем напрашиваться в гости к Лизиной матери на сырники?
— да-да, конечно, именно о сырниках все мои мысли, и сердце от предвкушения творожной фигни с изюмом так в груди молотит.
— Ну Ленка же их хочет, — пожал он с уже совершенно деланным безразличием плечами и снова уставился в окно.
Эх, сынок, ты прямо весь в меня.
Ленка хочет, а мы вдвоем чисто прицепом и у нее на поводу.
Позвонил в дверь, раздались шаги, которые я уже и едва слышал из-за грохота бешеного пульса в ушах.
В дверном проеме появилась девушка, в башке бахнуло от знакомых, но не тех же самых черт.
Незнакомка шевелила губами, а я пялился и ни хрена не понимал.
За руку дернули и я опустил глаза, встретившись взглядом с Ленкой и начиная наконец слышать.
— Пап, ну ты чего?
— Нам бы Елизавету Ерохину, — выдавил из себя и понял, что на меня уже уставились все: и мои дети, и незнакомка, которая почему-то была в мокрой одежде и с волос у нее капало.
И была она, очевидно, младшей сестрой моей Ерохиной.
— Эммм… — я почувствовал себя чуток придурком от взгляда девушки.
— Я же сказала, что Лизка на работе.
С полминуты длилась немая сцена, но потом в глубине коридора что-то заплескалось, и появилась женщина с ребенком на руках.
— Ваня?
Лена!
— узнала она моих мелких и, мельком глянув на меня, напустилась на торчавшую на входе девушку.
— Ирина, ну что же ты у меня такая-то!
Людей на пороге держишь!
Заходите-заходите!
Только сразу в зал давайте.
— Здрасте, тетя Света!
Мы к вам за сырниками пришли!
— сходу объявила дочь, и они с Ванькой и той самой Ириной как ни в чем не бывало умотали куда-то в недра квартиры, прошлепав по луже в коридоре, как лягушата, оставляя меня один на один с еще одной незнакомкой.
— Добрый день!
Макар, я так понимаю?
Простите, не знаю вашего отчества, — сказала она, а мелкая у ее плеча радостно булькнула и щедро протянула мне резиновую погрызенную и обслюнявленную игрушку, а сама потянулась к на редкость показавшемуся неуместным сейчас букету.
— Не нужно отчества, — отморозился я, заставив себя прекратить беспардонно рассматривать взрослую версию снесшей мне башню девушки.
— Простите, что мы так беспардонно вломились.
Если совсем не вовремя — мы уйдем сейчас.
— Ну что вы, мы рады гостям всегда!
— махнула женщина приглашающе рукой.
— Меня Светланой можете звать.
Только с сырниками сейчас не получится — у нас трубу прорвало в ванной.
Стояк перекрыли, но ремонтировать неизвестно когда придут из ЖЕКа, и мы без воды пока.
На мой взгляд воды-то как раз тут было с избытком.
— Что же, готов обменять ваше время, потраченное на приготовление сырников, на мои услуги сантехника, — предложил я, бросая букет на тумбу в прихожей и скидывая пиджак с туфлями, и стал закатывать рукава и штанины.
Лиза
— Ерохина, Воронова, зайдите ко мне!
— велел Михаил Константинович, заглянув к нам в спорт зал, и сразу же ушел.
— Присаживайтесь, девчонки, — кивнул нам сидевший в кресле в корниловском кабинете Боев.
Я села на диван и покосилась на опустившуюся на стул с несгибаемо прямой Евгению Воронову.
Именно так, потому как просто Женей или Женькой ее никто звать не решался.
К ней такая фамильярность не липла, отлетала со свистом, да еще иногда и с отдачей в виде едкого сарказма.
Высокая, с потрясающей гладкой смуглой кожей и черными волосами, всегда заплетенными в тугую длинную косу, она не была вот прямо такой уж ух красавицей, но парни таращились на нее, едва челюсти не роняя, да и себя я ловила иногда на подвисании за наблюдением как она движется, даже просто идет.
Нечеловечески просто гибкая и очень быстрая во время спаррингов, редко кто мог выстоять против нее и пять минут даже среди мужчин оперов, о нас, девчонках, и говорить нечего.
И абсолютно нелюдимая, или скорее уж обжигающе отталкивающая всех от себя.
Никакой болтовни ни о чем в свободные минуты, никаких посиделок в кафе с компанией наших, ни единого слова о себе ни разу.
За глаза ее звали Черной льдиной или Вороной.
— Чай, кофе, минералку?
— спросил Корнилов, открывая папку, лежавшую перед ним.
Воронова отрицательно качнула головой, и я тоже отказалась.
— Ладно, тогда к делу.
Я намерен вас в паре отправить на работу с новым объектом.
Предупреждаю сразу — там тот еще… объект, точнее — особь, так что никаких репрессий в случае отказа после ознакомления с вводными с нашей стороны не последует.
— Все помолчали и, посмотрев внимательно на меня, потом на Евгению, Корнилов продолжил.
— Наш основной заказчик — Коновалов Леонид Викторович.
Я думаю, вы слышали о нем.
Ну еще бы не слышали, весьма известная олигархическая личность в наших краях.
На чем изначально поднялся — никто из простых смертных не в курсе, конечно, но сейчас редкоземельными металлами вроде торгует и прочими достояниями наших супер богатых недр.
Деньжищ, по слухам, у него хватает, а в домах и квартирах все полагающиеся атрибуты в виде золотых унитазов, икон с его рожей под нимбом и громадного аквариума с акулами присутствуют.
Но слухи тот еще источник информации.
— Слышали, — ответила я за нас обеих.
— Объект охраны — его единственная дочь — Марина.
И довольна она вашим присутствием точно не будет, сразу предупреждаю, — кивнув, продолжил Михаил Константинович.
— Прошу прощения, — произнесла Воронова глубоким голосом, слышать который мне случалось
