ЗАГСА. Как машины скрылись за пеленой летящего снега.
Скоро их позовут к столу, или куда-нибудь ещё. Скоро всё изменится. Но именно в это мгновенье, когда они стояли одни, рядом, а в ушах ещё звучали произнесённые ими клятвы любви и верности, всё казалось таким настоящим.
Алекс посмотрела на Давида. Он посмотрел на неё.
И пусть их губы молчали. Но говорили глаза. И кричали сердца.
Одно так точно, что рвалось из груди навстречу другому, словно закованному в броню, но вздымающему грудь также сильно и часто.
— Мы кое-что не обсудили, — прочистил горло Давид. В Сашино сердце словно выстрелили из арбалета, как в порхающую пташку, и оно рухнуло наземь. Ну, конечно, очередные условия.
— Что именно? — вздохнула она.
— Насколько фиктивным будет наш брак, — сказал Давид бесстрастно, словно разговаривал с электронным помощником в телефоне.
— Ты ждёшь предложений от меня? Это был вопрос?
— Да, и он был о сексе, — кивнул Давид.
— И какой ответ ты от меня ждёшь?
— Самый ожидаемый. — Его тон, как обычно, был издевательский, но глаза горели. — «Иди к чёрту, Давид!» Или «Нет, ничего не будет».
— И чем он тебя не устраивает? — хмыкнула Саша.
— Меня не устраивает не ответ «нет» сам по себе, а то, что он подразумевает. Я, конечно, найду способ удовлетворить свои потребности, но как быть с твоими?
— Считаешь, на меня теперь никто не посмотрит? — смерила она его взглядом.
— Боюсь, именно так. Ты жена Давида Гросса, мало найдётся смельчаков попытать счастье и нарваться на неприятности. А они не заставят себя долго ждать — я ни с кем не делюсь тем, что принадлежит мне, а ты теперь моя, — произнёс он так, словно не сказал ничего из ряда вон выходящего, но на самом деле словно вдохнул новую жизнь в бездыханное тельце её разбившегося насмерть сердечка.
— Теперь? — засмеялась Саша. — Это звучит так, словно когда-то я была чьей-то ещё.
— Что ты хочешь этим сказать? — нахмурился он.
— Господи, Давид, — выдохнула Саша. — Когда ты уже перестанешь быть таким твердолобым. А ещё глухим и слепым. Ты был первым и единственным моим мужчиной. Нравится тебе это или нет, но это правда.
На него невозможно было смотреть, не скривившись от боли — столько мучительных неожиданных эмоций сменилось на его лице, которые он, наверное, не в силах был спрятать. А, может, не хотел. Как, наверное, мог, но не хотел останавливаться в офисе.
— Ты… была… невинна? — едва выдавил он.
— Очень правильное слово — была, — усмехнулась Саша, совершенно не собираясь щадить его чувства. — До того момента пока не оказалась у тебя на столе.
— Ты должна была мне сказать, — выдохнул он, словно ему в живот вонзили нож и теперь проворачивали.
— И что бы это изменило? Ты бы остановился?
— Я не был бы так груб! — взмахнул он руками.
— Да брось! После того как назвал меня шлюхой? Ты бы мне просто не поверил. Ещё бы посмеялся над моей слабой попыткой тебя остановить. Но разве всё это теперь важно?
— Да меня важно, — ответил он неожиданно серьёзно.
— А для меня нет, Давид.
— Почему?
Он словно действительно не понимал, и Сашу это развеселило.
Она не думала до этого момента, но сейчас поняла, что они словно пришли к тому, с чего начали, только поменялись ролями. Он пытался с ней договориться о сексе. О супружеском сексе. Заявил на неё права, не зная, что она и так всегда принадлежала ему. А теперь хотел сказать, что хочет видеть её одну в своей постели, не хочет секса ни с кем, кроме неё, но не знал как.
— Видишь ли, брак — это ведь тоже договорные отношения, — едва сдержала Алекс улыбку. — А деловые отношения с ненадёжным партнёром, требуют… — она выждала театральную паузу, — предоплаты.
— Чего? — опешил Давид.
— Я хочу быть уверена, что не останусь ни с чем, если окажется, что ты, — она хмыкнула, — как бы это помягче сказать, не соответствуешь уровню моих притязаний.
— Будешь определяться прямо тут? — усмехнулся он.
Она пожала плечами.
— Почему бы и нет? Я хочу быть уверена, что выбрала правильно.
— Алекс, нет, — отрицательно покачал головой Давид.
Но она в ответ убедительно кивнула.
— Да, Давид. Раздевайся.
«Чёртова девчонка! Она же не думает, что я…» — Давид оглянулся.
За окном валил снег. Они стояли одни на украшенной к свадебной церемонии веранде. И Александра была так восхитительна в белом платье, из которого едва не выпрыгивали аппетитные мячики грудок, от которых невозможно было оторвать взгляд, что всё, о чём мечтал Давид, едва она вошла — быстрее остаться наедине и снять с неё это чёртово платье.
Но потом Алекс нокаутировала сообщением, что до него была девственницей и… наверное, первый раз в жизни Давид растерялся. И страдал от того, какие ей доставил страдания. Это сопротивление, которое он так легко преодолел, ну ещё бы с его-то весом и силой. Эта мука на лице, что она закрывала руками. Идиот! Ей было невыносимо больно, а он ослеплённый своим желанием, просто протаранил её как варвар. А потом удивлялся откуда кровь?
И он ещё не пришёл в себя, ужасаясь, какую ошибку совершил, зациклившись на своей ненависти, на её прегрешениях перед ним, хотя всего-то и надо было — прислушаться к своей интуиции, которая кричала о невинности, но эта девочка была права — он был слеп и глух. И он такой твердолобый.
— Ты можешь отказаться, — слово в слово повторяла она, что он говорил ей тогда, в своём офисе. Рассчитывая, что она убежит, струсит, не справится. Рассчитывая её унизить. А теперь…
— Ни за что на свете, — усмехнулся Давид.
Под её заинтересованным взглядом он сорвал с шеи бабочку, снял смокинг, жилетку, расстегнул рубашку. Когда вжикнула молния брюк, она переступила с ноги на ногу.
Он снял их так же, как обычно, снимал перед сексом — быстро и уверенно, вместе с трусами одним движением. Перешагнул. Содрал с ног носки, чтобы не выглядеть смешным.
Последней снял рубашку. Медленно стянул с плеч, а потом бросил Алекс в руки.
Она вздрогнула, но поймала.
Давид не хотел, чтобы к этому шоу прилагалось, то, что уже прилагалось, но против физиологии не попрёшь — он был возбуждён и всё, чем владел, предъявил во всей красе.
— Чтобы у тебя не осталось сомнений, товар лицом, — усмехнулся он, видя её пунцовые щёки и алеющие под волосами ушки. — Ну что, я прошёл в следующий тур?
Она махнула рукой, заставляя его повернуться.
«Ах ты мелкая