Это было бессмысленно захватывающе – задавать себе вопрос «а что было бы, если…?» и самой же придумывать варианты ответов, как в глупом тесте с женского сайта.
В общежитии я появлялась два-три раза в месяц, приезжала в восемь утра. Все три кровати были завалены книгами, словарями, старыми тетрадями, мягкими игрушками, десятками баночек и тюбиков от использованной косметики.
На столе вперемежку с кремами, лаками и масками в сладком и липком болоте стоял десяток грязных чашек.
Моя кровать стояла у левой стены, напротив оконной форточки. На этом месте всегда что-то снилось. Цветное, идиотское.
Я принимала душ, отключала телефон и ложилась спать. До вечера. Просыпалась около пяти, пила чай и лежала в кровати до восьми или девяти. Потом собиралась и ехала домой к Русу.
Мне почти девятнадцать, и у меня есть парень.
Я хорошо учусь, много работаю и мало сплю.
Курю по пачке в день, засыпаю после снотворного, у меня нет времени на глупые мысли и ненужное общение.
Я успокоилась, я привыкла к такой жизни, а другой мне уже не хотелось.
– Рус… Руслан, проснись…
– Что тебе? – недовольно прохрипел он. – Третий час ночи.
– Темно, – прошептала я. – Мне страшно идти в туалет.
– Ты издеваешься, что ли? Мне вставать через два часа, а тебе страшно.
– Я не издеваюсь. Мне правда страшно.
Руслан шумно зевнул и отвернулся к стене:
– И что ты теперь хочешь от меня?
– Просто отведи меня. Посиди на кухне, покури.
Руслан не ответил.
Я сидела на кровати в темноте, без ночной рубашки и, не моргая, смотрела на зеленые цифры электронных часов. Следила за тем, как мигали две точки между часами и минутами. Мне казалось, я просидела вечность.
Третий раз на этой неделе. Я не могла ни спать, ни думать. Я была пустой, абсолютно. Меня стерли, очистили, отформатировали. Единственное, что я чувствовала, это страх темноты между двумя и тремя часами ночи.
Я не плакала, не мерзла и почти не уставала.
Я просто боялась темноты.
Ни счастливая, ни несчастная.
* * *
От общежития до метро была пробка. Автобусы, машины, маршрутки – все двигалось на одной скорости – такой, что быстрее дойдешь пешком, чем доберешься на колесах. Я шла пешком вдоль шоссе, подняв промокший насквозь капюшон. В кроссовках хлюпала вода.
– Эй, чего такая грустная? – крикнул из машины мужской голос. Я пошла быстрее. Машина тоже прибавила скорость. – Мари! – настаивал неизвестный мужчина.
Обернулась. За рулем сидел Солодов. Довольный и красивый, в сухом и теплом салоне. Должно быть, там пахнет апельсинами и играют «The Killers», а «дворники» гоняют воду по стеклу в такт музыке. Как хорошо было бы сейчас забраться на заднее сиденье и отогреться… рядом с Солодовым, который совсем уже не был похож на того человека, что когда-то давно, несколько месяцев назад, плакал на моем плече и сомневался в правильности своего решения.
Я смотрела на него и молчала, капли воды стекали с отросших волос, сползали по шее вниз.
– Чего такая грустная? – снова спросил он.
– Тебя жду, чтоб развеселил, – ответила и пошла дальше.
Солодов не отставал.
– Промокнешь, давай подвезу, нам ведь в одну сторону.
– Я не сяду в твою машину.
– Перестань, простынешь ведь.
– Какая тебе разница?
– Да, в общем-то, никакой. Если до метро передумаешь, я тут рядом еду.
Садиться к нему в машину? Или не садиться. За четыре месяца, что мы не виделись, многое изменилось. Я не плакала по ночам, не думала о нем двадцать четыре часа в сутки, не искала с ним встречи и думала, что еще немного, и все забудется. Время лечит, но, оказалось, что лечит неправильно. Время плохой врач, шарлатан, целитель, колдун, чьи объявления занимают целые развороты популярных журналов. На словах лечит, а на деле – все та же болезнь, только симптомы кто-то заглушил аспирином. Все так же больно, противно, страшно, и хочется бежать со всех ног – и от него, и к нему. Броситься на шею, обнять. Здесь не поможет колдун-целитель, здесь нужен врач со скальпелем, острым как бритва, точным и уверенным, чтоб не задел ничего лишнего. Взять бы эту любовь да отрезать, чтоб ее просто не было…
Я обернулась. Машина Солодова плелась у автобусной остановки. Клубы сигаретного дыма лениво порхали из переднего окна. Я вернулась и постучала по стеклу пальцем, точно так же, как Солодов в окно маршрутки, когда мы виделись последний раз.
Он открыл дверь. Я неуклюже забралась на переднее сиденье.
– Я выйду у метро, – сказала я зачем-то. – Я больше не живу там, где раньше.
– Где живешь? – спросил он. – Может, нам по пути.
– На Динамо.
– Квартиру снимаешь?
– Не совсем. Живу у парня.
– Хороший парень? – не доверял Солодов.
Я кивнула.
– Давно ты с ним?
– А тебе какое дело до этого?
– Мы не чужие люди, мне просто интересно.
– Мы давно знакомы, он из моего города. Мы встречались уже, когда я училась в школе.
– …ты приходила к нему утром перед уроками, и вы два раза занимались любовью, – продолжил за меня Солодов.
– Да.
– Потом ты бросила его, уехала в Москву и связалась с преподавателем истории.
– Это уже неважно. Мы снова вместе.
– Ты счастлива?
– Мне спокойно.
– Это не ответ. Где он сейчас?
– Он работает. Куда ты меня везешь?
Я не заметила, как мы проехали мимо метро. Игорь курил в окно, время от времени останавливаясь на мне взглядом. Рукава свитера засучены до локтей, на шее у ключицы блестела золотая цепочка.
– Как ты думаешь, твой парень очень расстроится, если ты сегодня не приедешь домой?
– Останови машину.
– Здесь нельзя останавливаться.
Я отправила Руслану сообщение, что устала и останусь ночевать в общежитии. По дороге Солодов рассказывал мне о лете, море и павлинах. Я слушала и молчала, мне нечего было ответить и рассказать о своем лете. Я промолчала два часа, уставившись в мокрое окно, по которому судорожно стекали мутные капли ноябрьского дождя.
Я односложно отвечала на его вопросы, смотрела на себя в зеркало и видела все ту же девочку, которую Солодов посадил когда-то на маршрутку, постучал в стекло и, улыбнувшись как ни в чем не бывало, ушел. Ничего не изменилось.
Сколько раз в эти месяцы я мысленно обращалась к нему, рассказывала, как дела, чем занималась, о чем думала, какой фильм посмотрела, с кем гуляла, о чем говорила… Сколько раз хотела озвучить эти простые вещи. Сколько раз хотела набрать его номер и просто поговорить. Тогда я брала телефон Оксаны или брата, набирала наизусть заученный номер, слушала гудки, а потом его спокойный голос, и нажимала «отбой». Зачем это было нужно? – спрашивала себя потом.
