Однажды Инга с любопытством заметила ему без всякого укора:
— Ты всегда так резко и злобно говоришь о женщинах!.. Тогда почему полжизни проводишь возле них?
— Почему, почему… — проворчал Вадим. — Да потому, что они меня интересуют. На редкость привлекательная тема! Врачи наблюдают болезни, а моя клиника — женщины.
— Интерес исследователя? — усмехнулась Инга. — Ведь явно не целителя…
— Пожалуй… Любопытно находить и изучать в них то, что меня от них отталкивает, и то, что к ним притягивает. Наверное, с такой же ненормальной увлеченностью медик принимает яд, чтобы попробовать его свойства.
— И я — одна из твоих подопытных зверюшек… — хмыкнула Инга.
— А ты хотела стать единственной? Извини за прямоту, но этого не удалось добиться ни одной женщине на Земле… Так устроен мир.
Женщины… Вадим часто не мог определить, где притворство и где правда в их словах и поступках. Подружки казались ему вполне искренними, хотя нередко бессознательно и очевидно лгали в разговорах, оставаясь правдивыми, так же неосознанно, в своих ощущениях. Честные и обманчивые одновременно, грубоватые и заботливые, преданные и подлые — они легко безотчетно шли на поводу у своих неуловимых побуждений.
— Если бы мне предложили на выбор прекрасную живую женщину и женщину, написанную Рубенсом, я, безусловно, выбрал бы даму художника, — напыщенно признался Вадим.
Инга расхохоталась:
— Ну, что ты несешь? Где ты вычитал эту мысль? Она не для тебя! Для тебя важно лишь тело, плоть, физиология! Какой там Рубенс! Что бы ты делал с его дамой на полотне? Дрочил с утра до ночи? В промежутках между созданием виршей и песенок о чистой, верной, платонической любви?
Вадим нахмурился. Крыть ему было нечем.
В последние годы он увлекался женщинами с высокой рыночной маркой. Он их покупал, передавал, уступал, одалживал знакомым литераторам и потом беседовал с ними о любовных достоинствах общих девиц, словно о новых критических статьях в "Литературной России". Подойдя к сорокапятилетнему рубежу, Охлынин начал вдруг возбужденно трепетать при виде каждой юбки и терять перед ней голову, как иногда теряет ее дальнобойщик, завидевший дом после месячного рейса. Желание добиться своей цели стало для поэта главным.
Он безошибочно различал любовный настрой каждой женщины, независимо от ее возраста. Начал по-настоящему ценить постель, относиться к ней, как к священной корове, почитать высшей радостью из всех земных благ. И поэтому порой с отвращением ложился на простыни в гостиницах, где приходилось ночевать во время творческих командировок. Чем занимались на этой постели прошлой ночью? Какие людишки здесь валялись? Бр-р…
Теперь весь мир для Охлынина заключался в женщинах. Существовать без них казалось невозможным. И жить на Земле стоило лишь возле них, ради которых горит и светит солнце, ради которых появляется на черном небе луна с единственной целью — придать любви таинственность.
Романтиком поэт не был, несмотря на лирическое песенное творчество. Инга угадала: его волновала исключительно плоть, заставляющая порой безумствовать и совершать странные для его званий и возраста поступки. Поэтому откровенный Леночкин призыв без внимания не остался.
— Где и когда? — деловито спросил Вадим.
И Леночка тотчас протянула ему свою визитку, на обратной стороне которой написала другие, не домашние, адрес и номер телефона, а также день и час встречи. Словно приготовилась заранее, все четко распланировав.
Вадим усмехнулся и кивнул. Ему нравилась женская практичность. А ласковая к нему жизнь продолжала баловать его и радовать.
Когда через два дня Охлынин явился на свидание, Леночка ждала его в праздничном нервном возбуждении. На ее взгляд, она выглядела на редкость сексуально и привлекательно. Махровый синий халат при каждом движении распахивался, демонстрируя то плотную загорелую ногу, то высоко подобранную бюстгальтером грудь. От Леночки невыносимо несло дорогими духами и косметикой. Чересчур завитые волосы разлетались неестественно и смешно.
Вадим спрятал улыбку. Зачем он сюда пришел, стареющий вечный плейбой и неутомимый искатель приключений? На свою седеющую голову… Ведь к Лене его влекла вовсе не трудность победы — а это уже скучно и даже пресно. Просто некая новизна ощущений — неизменный соблазн. Новизна на время. Часто очень короткое.
Прерывисто дыша (где она понахваталась этой пошлости? Разве что в бесконечных телевизионных сериалах!), Лена помогла ему раздеться и повела за собой за руку в спальню. Квартирка была неплохая. "Чья бы это?" — на ходу подумал Вадим.
Он заскучал еще сильнее и начал подозревать самое плохое. И не ошибся в своих предположениях.
Леночка оказалась наивна, как только может быть наивна законная супруга. В спальне она излишне поспешно разделась, молча скользнула в постель и замерла в напряженном трепетном ожидании, отодвинувшись к стенке. Судя по всему, она изменяла мужу впервые и ждала от измены слишком многого. Вадим же был избалован и требователен, поскольку не первый год близко общался с самыми лучшими и безмерно дорогими московскими жрицами любви.
Они совершенно не поняли друг друга. Раздосадованный, неудовлетворенный Вадим злился и проклинал свою любознательность.
Бывшая секретарша, ныне мать солидного семейства, очевидно, задумала отдаваться спокойно, не роняя достоинства. Она считала это правильным и естественным. Но в то же время сочетала ложную сдержанность с какой-то тоже неумелой, наигранной страстностью, обнимала поэта с таким сосредоточенным видом, что только смешила и раздражала его, напоминая даму, на старости лет вдруг взявшуюся изучать азы музыкальной грамоты.
Леночка умышленно затянула поцелуй, сменившийся внезапным взрывом двух тел, бурным их сплетением, чересчур поспешным, а потому бездарным, полуживотным соединением… Потом Вадим, разочарованный, даже взбешенный, пробуя не выдать себя и не обидеть случайную подругу, изображал нежность и не разжимал объятий до тех пор, пока ему не надоело. Он вспоминал продажных умелых девок и грустил. Во время короткой близости они с Леночкой ничего не сказали друг другу. Ну и что с того, что она отдалась без колебаний? Подумаешь, подарок! Скованная, холодноватая, не умеющая наслаждаться ласками, не способная их усиливать, подогревать и затягивать… Быстрое, странное, полунебрежное и низменное утоление желания… Даже купленные девочки не способны так падать… Они никогда не оставляют любовь несжатой, как некрасовскую осеннюю полоску ржи…
Но Леночка ничего не заметила. Казалось, что она в полном восторге от своего дурацкого и бездарного прегрешения. И она явно собиралась грешить дальше, с удовольствием свалившись с вершин семейной невинности.
