— Алан, ты должен это увидеть. Привет, Ника!
— Олег, — выдохнул я, опустив плечи.
Дьявол тебя побери! Ну, какой может быть серьёзный разговор, когда меня ждёт гарцующий от нетерпения детектив.
— Я понял, — замер он. — Не сейчас. А есть что пожрать?
— Ну иди на кухню, — заскрипел я зубами. Я бы его ни за что не впустил, заставив дожидаться у ворот. Но я забыл, что в моей машине, на которой он приехал, лежит брелок со считывающим устройством. Ворота открылись сами. И не удивительно, что он беспрепятственно добрался до двери сам.
Я развернулся к Нике, втайне надеясь, что, возможно, она захочет задержаться хотя бы ради этого. Ведь мы не закончили. Я уже открыл рот предложить, но тут позвонили ей.
— Прости, это важно, — умоляюще посмотрела она на меня и ответила на звонок. — Здравствуйте, Ирина Пална! Ирина Пална, я уже сегодня говорила с директором, если вы на счёт оплаты… Что?! — её глаза округлились в ужасе.
— Папа? — предположил я, глядя как меняется её лицо. Как глаза наполняются слезами. — Умер?
Она часто-часто замотала головой.
Нет?
— Конечно, я сейчас приеду. Я уже, уже еду, — отключилась она и в смятении засунула в карман телефон. Грудь вздымалась так, словно она задыхалась. — Алан, он пришёл в себя! Это просто невероятно, но папа пришёл в себя! Где моя машина?
— Она в гараже. Но она разбита, Ник!
— Плевать! Она на ходу, — металась она: то хватала свою сумку с вещами, то бросала сумку и хваталась за горшок с Цветком. — Куда идти?
— Давай я тебя отвезу.
Она остановилась.
— У тебя же важная встреча.
— Да, — глянул я на часы. — Но, мне кажется, это важнее.
— Это точно важнее, — пробубнил Шерлок с полным ртом и тарелкой сырников в руках, материализовавшись в дверях. — То, что я хочу тебе рассказать и даже показать, делает твою встречу бесполезной, Алан.
— Серьёзно? — почему-то с облегчением, даже с радостью выдохнул я.
Неужели, сегодня мне никого не придётся убивать?
— Угу, — засунул он в рот следующий сырник целиком и замычал от удовольствия. — Чёрт! — наконец прожевал он. — Если их делал ты, ты — мог бог, Алан. Я тебя люблю!
— Да заткнись ты уже! — покачал я головой.
— Ладно езжай, а я останусь и поговорю, — он покосился на Нику, — ну с кем ты там должен был поговорить в десять.
— Ладно, — легко согласился я. — Ника, я за твоей машиной. Да брось ты эти вещи, — усмехнулся я, когда она снова подхватила сумку. — Вон Шерлок с ними поможет.
— Есть, шеф, — сунул он в рот ещё один сырник и, отставив тарелку и вытерев руки о джинсы, свин, забрал у неё поклажу.
Я подхватил её сумку и бросил в багажник, когда вернулся минут через пять на Джимнике. Они мило беседовали с детективом, когда я поставил в машину цветок и пригласил Нику на место пассажира.
— Будешь показывать дорогу, — широко открыл я дверь.
— Алан… — покачала она головой, словно хотела сказать, как мне благодарна. А может, восхищена.
— Т-с-с! — не позволил я ей сказать. Привлёк к себе.
Запрокинул её голову. И поцеловал, показав Шерлоку за спину «фак».
Заткнись, Шерлок! Сейчас — заткнись!
И ты там, в штанах, тоже заткнись. Но тебе обещаю: я дам нам шанс. Всё же дам.
Глава 43. Ника
— Папа! — ворвалась я в палату как ураган.
Пронеслась по коридору так, что весь хоспис, наверное, перепугала.
И заплакала, когда он улыбнулся, увидев меня с чёртовым цветком в руках, а потом у папы затряслись губы. Я кинулась его обнять, поставив Цветок на тумбочку.
— Ну чего ты, па? — вытирала я слёзы с его впалых морщинистых щёк. И его худобы не замечала.
— А ты? — пытался он улыбаться. Я скорее читала слова по губам, чем слышала.
Он пришёл в себя. Он меня узнал. Он был… господи, он был таким, каким я всегда его знала. Разве что говорил плохо и невнятно. Но я почти всё угадывала и так. Почти.
Ирина Павловна, что встретила меня на входе, предупредила, что, скорее всего это ненадолго. И что обычно такое бывает перед самым концом — резкое и невероятное улучшение. Чтобы я не обнадёживалась, а скорее наоборот: готовилась с худшему. Но сейчас, я не хотела об этом думать.
Папа пришёл в себя. Я успела. И это главное. Поседела, правда, на полголовы — шумахер за рулём моего Джима выжимал из него такие скорости, что я от страха закрывала глаза. И зажимала уши: без стекла от шума и ветра в салоне можно было оглохнуть.
Сейчас Алан ждал меня внизу. Но совершить ошибку, что я сделала прошлый раз, и уйти, даже ненадолго, не поговорив с папой, я не могла.
— Пап, ты мне однажды говорил про какую-то запись. Это с видеорегистратора? — я задавала наводящие вопросы, чтобы он не пытался говорить сам, а только кивал.
Он уверенно качнул головой.
— В тот день, когда ты попал в аварию?
Кивок снова.
— Десятого июля? Два года назад, когда у тебя был первый приступ?
И всё остальное, что я уже успела узнать, его склоняющаяся к груди голова подтвердила тоже.
Осталось узнать последнее:
— И где она? Эта запись? Ты же её сохранил?
Раньше я думала, что в нашей квартире немного укромных мест. Но что бы я сейчас ни называла: ящики письменного стола, карманы старой одежды, встроенный шкаф с его инструментами и рыбацким инвентарём, папа всё с сомнением отвергал и переживал, что не мог вспомнить точно.
— Ладно, пап. Главное, что она где-то дома. А значит, я найду.
О том, что на записи, я не стала его спрашивать. Он не помнит. Он знал, что это важно, но почему важно — забыл. Иначе просто рассказал бы, что именно записала камера. Он пытался вспомнить это в тот день, когда я его не дослушала, и не смог. И я знала, что попытается вспомнить сейчас. Но мучить его, заставляя говорить, напрягая слабые связки, и страдать, вспоминая то, что он, возможно, хотел забыть, было бы слишком жестоко.
— Я побуду с ним до завтра, — предупредила я Ирину Павловну, снова встретившую меня в коридоре. — И внесу деньги. Не волнуйтесь, у меня есть. Только пойду куплю что-нибудь из еды и вернусь.
Всё остальное знать ей было необязательно.
— Я уже обзвонил ближайшие автосервисы, — Алан поднялся мне навстречу. Он ждал меня на лавочке в сквере у онкоцентра, в котором и находился хоспис. Назвал адрес, и ткнул в карту на своём телефоне. — Я отвезу твою машину вот сюда.
— Скинь мне координаты, — похлопала я себя по карманам и суетливо достала телефон.
— Забрать можно будет уже сегодня вечером. Или завтра в любое время, если сегодня не успеешь, — в отличие от моего, его голос звучал ровно, сухо и по-деловому.
— Хорошо. Спасибо! — кивнула я.
Как же хотелось его обнять! Но я не рискнула. Меня и так заметно трясло. Руки ходили ходуном, и я никак не могла найти им место: то убирала за спину, то засовывала в карманы. Я перенервничала и переволновалась. Но пока не увижу своими глазами запись, Алану решила ничего не говорить. Деньги на папу потратить: всё равно Его Сиятельство не возьмёт их обратно. Ни те пятьсот тысяч, что сбросил сразу, ни те, что перевёл с утра. Да и выбора у меня особо не было. Гордость — это не для бедных. Но эта запись…
Сердце сжалось. Возможно, она всё и разрушит. Но сначала её надо найти.
— Ник! — он посмотрел на часы, словно на них была какая-то шпаргалка, с которой он сверялся. Да, меня трясло. Но и он волновался. — Мы не успели поговорить. И сейчас это вряд ли уместно, но если ты…
— Алан, пожалуйста, дай мне время, — перебила я. — Немного. Хотя бы день. Это очень важно.
— Я понимаю, — выдохнул он. — Для меня тоже. Важно.
— Я приеду. Обещаю. И не только потому, что нам надо поговорить.
Господи! Что бы ни было на той записи, пусть он узнает это от меня.
— Давай так. У тебя есть три дня. Семьдесят два часа, — он снова посмотрел на часы. — Даже чуть больше. Ровно в полдень в пятницу…
— Моя карета превратится в тыкву? — улыбнулась я.
