— Не отпущу. Пойдём, помогу…
Она проводила его до ванной, принесла ему чистое полотенце, а потом зашла в комнату отца. Со дня его смерти она не заглядывала в неё. Ничего не изменилось. Все вещи стояли на своих местах. Сердце глухо ухнуло, но не оборвалось. Видимо, устало бороться. Васька открыла шкаф и достала любимые отцовские камуфляжные штаны с множеством карманов и клетчатую тёплую рубашку, носки. Прижав вещи к груди, она присела на краешек кровати, обвела комнату взглядом и поняла, что душа не кричит.
— Без тебя сложно, без него невозможно, — чуть хрипло произнесла Васька. — Я не знаю, как это назвать. Прости меня.
За стеной шумела вода. Простые звуки, но чего волшебные. Она вздохнула и улыбнулась.
— Я справлюсь, и ты будешь гордиться мной.
К тому времени, как она покинула комнату, Гоша уже выбрался из ванны и обмотал бёдра полотенцем, ожидая одежду. Васька вошла и тут же смущённо отвернула голову. Полуобнажённый мужчина, сидящий на краю ванны, внушал опасения, но пугала вовсе не нагота, а набухший красный рубец. Его будто вывернуло наизнанку самым безобразным образом.
— Больно? — волнуясь, спросила она.
— Не знаю. Я привык, — Гоша прикрыл шрам ладонью, спрятав от пристального взгляда.
— Я помогу.
— Опять? Я сам, — нахмурился он, отбирая носки, которые Васька уже собралась натянуть ему на ноги. — Вась, иди на кухню. Я скоро.
— Ладно, — она обиженно шмыгнула носом и оставила Гошу одного.
Его мучило желание, которое он тщетно пытался спрятать под полотенцем. Утром отрезвляло платье, внушая стойкое отвращение. Теперь его не было. Он кое-как оделся в свободные тонкие штаны, вставив свой ремень в шлёвки, и байковую рубашку. Вполне себе деревенский стиль. Щетину одноразовым станком Гоша сбривать не решился, поэтому ограничился чисткой зубов. В кухне его ждал щедро накрытый стол. Мизинчик довольно улыбался. Васька сидела на своём месте и как-то странно похрюкивала. Гоша опустился с ней рядом на диванчик. Девушка ухватилась за его руку и уткнулась лбом ему в плечо.
— Знаешь, что он сделал? — произнесла Васька, то ли плача, то ли давясь от смеха.
— Нет, но догадываюсь, что пакость, — хмыкнул Гоша, позволяя ей ластится. Его накрыло восхитительное ощущение временной безмятежности. Присутствие Мизинчика не мешало.
— Он поженил нас без нас, — всё-таки хихикала она, а не плакала.
— А так можно?
— Нам — нет, а ему можно.
— Это кардинальная мера ради спасения человечества. Вы оба, быстро посмотрели на меня. Скажу один раз и закроем эту тему, — сурово произнёс Мизинчик голосом, не терпящим возражения. «Дети» виновато уставились на него. — Чуть более суток назад я обнаружил на полу два трупа, два абсолютно ледяных трупа с открытыми глазами. Сказать, что я пережил? Вам лучше этого не знать. Федька до сих пор пьёт, не просыхая. Если вы сами не поняли, то объясню популярно. Вам нельзя поврозь. Поэтому я сделал всё за вас.
Он вынул из кармана два паспорта и положил на стол. Васька и Гоша молча смотрели и почти не дышали. Вид у Мизинчика внушал опасения, что резких движений лучше не делать.
— Завтра отвезу вас в ЗАГС, чтобы вы расписались в бумажках задним числом и получили своё «Свидетельство о браке». Это не обсуждается. Где вы будете, как вы будете жить, меня, конечно, волнует, но это уже вам решать. Отныне и навсегда вы — муж и жена. Поздравляю, — хмыкнул Мизинчик и улыбнулся, пряча переживания глубоко в душу. До покоя было ещё далеко. — Придётся менять паспорт, Аристархова.
— Что? — сипло прошипела она, надеясь на шутку. Рука потянулась к документам на столе. Васька пролистала свой паспорт и увидела штамп со вчерашней датой. — Ты… ты…
— Да, я. Иначе вы ещё полжизни будете играть в догонялки: то ты за ним, то он за тобой. Скажи спасибо и радуйся жизни, — тихо, но твёрдо сказал крёстный, с любовью глядя на девушку. — Отец был бы счастлив.
— С-спасибо, — запинаясь, поблагодарила она. В голове не укладывалось, как он посмел сделать то, чего его не просили. Нет, он, конечно, всегда поступал по-своему, но не играл чужими жизнями.
— А ты чего молчишь? — Мизинчик перевёл взгляд на Гошу, без эмоций взглянувшего на паспорт. — Возражаешь?
— Нет. Думаю, почему я не сделал этого в Москве.
— Потому что фей-крёстный — моя должность. Всё, дети мои, давайте пировать, пока вы снова не отключились. Налетай…
Сначала неохотно и осторожно, потом с азартом голодных хищников Васька и Гоша заработали челюстями, перемалывая всё подряд. А спустя полчаса их опять начало клонить в сон. Слушая россказни Мизинчика о лихих 90-х, они мирно клевали носом, привалившись плечом к плечу друг друга.
— Кому я тут лекции читаю? — вздохнул он и смахнул украдкой накатившую слезу. — Идите вы уже… в кровать. Фей всё уберёт. Вас одних-то можно оставить? В окно не сиганёте, бензопилой не заиграетесь? Вы такие фантазёры, что теряюсь в догадках.
— Угу-м, — пробормотала Васька, оттопырив губы в ленивом сопении.
— Василиса, в кровать, — рявкнул Мизинчик и засмеялся, радуясь тому, что молодые люди вздрогнули одновременно и вытаращились на него. — Спать в кровать. Мои силы не безграничны.
— Да, уже. Пойдём, — девушка затеребила Гошу за рукав.
— Я на раскладушке, — вдруг буркнул он.
— Не-а. Я её выкинул, — нагло заявил Мизинчик, сломавший ночью походную кровать, когда ворочался. — Топайте уже. Достали. Нет от вас покоя.
Гоша нехотя согласился и пошёл следом за Васькой в её спальню, точно зная, что не заснёт. Он остановился посреди комнаты и оторопел. Хозяйка без зазрения совести раздевалась: снимала серые флисовые штаны, оголяя ровные длинные ноги, загоревшие ниже колена и выше ступней. Весь сон пропал, и Гоша понял, что отсутствие нижнего белья под тонкими камуфляжными брюками делает его намерения очевидными. Длинная рубашка ещё как-то спасала положение, но с тем, как быстро Васька открывала миллиметры своего тела, выдержке приходил конец. Рана отчаянно запульсировала от того, что тело превратилось в монолит. Гоша привычно зажал её рукой.
— Болит? — взволнованно спросила Васька, отбросив футболку в сторону. Простенький без изысков лифчик и тонкие трусики соблазняли быстрее кружевного белья.
— Всё болит, — грустно усмехнулся он, глотая стон.
— Я вылечу…
Делая медленный шаг, Васька откинула свои волосы назад и протянула руки, чтобы расстегнуть байковую рубашку, которую когда-то так любил отец.
— Вась… — предупредительно сказал Гоша, вдыхая сразу и аромат шампуня, и запах тела. — Я не в лучшей форме.
— Меня устраивает твоя форма, — тихо произнесла она и подошла вплотную. — Можно?
Васька спрашивала, а сама уже стягивала рубашку с его плеч. Гоша не выдержал, зарычал, подхватил за талию и упал с ней на кровать, морщась от прокатившей острой боли. Желание было сильнее. Он щёлкнул пряжкой ремня под тихое «ох» и прижался к горячим губам в поцелуе, придавливая женское тело собой. Васька растворилась в ощущениях, которые наплывали волнами, окатывая с головой.
— Мы не подготовились… — тяжело дыша, произнёс Гоша, намекая на отсутствие спасительных резиночек.
— Они нам не нужны, — ответила Васька, обнимая его за шею, лаская плечи, закапываясь в волосы. В его взгляде она видела бесконечность.
— И я колючий, — улыбнулся он, оставляя лёгкие поцелуи на её лице.
— Да. А ещё безумно любимый. Ты — мой. Весь. И хватит болтать…
Она приняла его сильного, неутомимого, обжигающе страстного и подарила ему себя, наслаждаясь каждым прикосновением. В нём всё рождало ликующую радость. Лишь его руки могли дарить восхитительную нежность, лишь его тело вызывало бурю эмоций, лишь его губы могли зацеловать до головокружения.
— Нет, будь со мной до конца, — выдохнула она пике страсти, чувствуя, что Гоша удаляется. Васька обвила его руками и ногами, вжала в себя и застонала протяжно под хриплое дыхание возле своего уха. — Мой…
— Твой. Всегда… — шепнул он, благодарно целуя её в губы. Рана пылала, наливалась тяжестью. — Жена.