Осенью Дягилев привез в Лондон «Спящую Красавицу», но, не смотря на то, что эту постановку публика приняла с восторгом, Дягилев все глубже скатывался к грани полного разорения. От долговой ямы основателя Русских Сезонов спасла его давняя подруга Коко Шанель, но пожертвованных ею средств оказалось недостаточно для возрождения былой славы.
Глава седьмая
Маша запретила отцу встречать себя после работы.
Ну а что?! Папа так устает в мясной лавке! Пусть лучше отдохнет пару лишних часов, а не бежит к кафе при любой погоде. Тем более что спустя полгода девушка поняла — она добирается домой не одна. Что позади неё, в нескольких метрах, следует юноша, чье имя к этому времени она уже знала.
Мишель Дювье не торопил события. Эти русские — они такие странные. К русской барышне нельзя подойти на бульваре, нельзя подсесть за столик в кафе, нельзя предложить бокал вина, что он уже давно сделал бы, будь на месте Маши француженка, открытая, смешливая, раскрепощенная мадемуазель. Одна из тех, с кем он коротал ночь два раза в неделю.
Однажды, увидев, что девушку не встречает отец, он решил сопроводить её к дому, благо идти всего-то два квартала. Вскоре, это провожание вошло в привычку. Мишель совсем уж было собрался перевести их своеобразное знакомство на следующий уровень, когда девушка сама сделала первый шаг.
— Зачем вы меня преследуете, мсье Дювье? — она остановилась и обернулась так резко, что Мишель едва не наскочил на неё.
— Я вас не преследую, мадемуазель, а провожаю, — попробовал разъяснить ситуацию.
— Зачем?
— Ну как зачем? — заулыбался. — А зачем провожает молодой человек понравившуюся ему девушку?
— Я не могу вам понравиться, — Маша растерялась от такой откровенности. — Вы меня совсем не знаете!
— Так позвольте узнать! — Дювье понял, что именно сейчас он должен переломить ход событий в свою пользу. — Позвольте провожать вас не крадучись по пятам, а официально, милая Мари!
— Хорошо, — кивнула, — идемте, — и зашагала по тротуару рядом с улыбнувшимся, довольным маленькой победой сопровождающим.
* * *
Отношения Маши и Мишеля развивались очень медленно.
Хозяйка кафе только укоризненно покачивала головой, глядя, как удаляется вечером пара. Учить уму-разуму упрямую русскую она не намерена, да и толку в этом будет мало. Эти странные русские не понимают, что им хотят добра и поступают по-своему.
Провожая девушку, Дювье с восторгом рассказывал ей о романе, который пишет, о том, как он восхищается русским балетом, Сержем Дягилевым, да и всеми русскими женщинами. Маша слушала молча. На вопрос Мишеля, почему она покинула такую прекрасную страну, где живут удивительные люди, ответила, что так решил папа. И сколько бы ни пытался Дювье узнать хоть что-то еще о прошлом семьи девушки, ему это не удалось. Маша либо отмалчивалась, либо ограничивалась ничего не значащими короткими ответами.
Зато «эта русская» была превосходной слушательницей! А Мишель так любил поговорить о себе и своем романе! И так переживал, что «дорогой Серж» не сможет в эту зиму быть в Париже, чем лишает его возможности насладиться новым спектаклем. Что личная встреча, так необходимая для продолжения работы над романом, отодвигается в непонятное будущее.
Чем ближе Мария сходилась с Дювье, тем больше она отдалялась от отца.
В одно пасмурное дождливое утро ноября двадцать третьего года, Как всегда собираясь на работу, Маша удивилась, что отец, отправлявшийся в мясную лавку раньше неё, все еще дома.
— Что случилось, папа? — забеспокоилась. — Ты захворал?
— Здоров, — ответил угрюмо. — Отказал мне в месте овернец! — стукнул кулаком по столу. Взглянул в испуганное лицо дочери: — Но ты не переживай, Манюня! Я найду новую работу!
— Конечно, найдешь! — уверенно ответила Маша.
Но шли дни и недели, а брать на работу мужчину, которому под пятьдесят, никто не торопился.
Все чаще, возвращаясь домой, Маша заставала отца спящим. И хорошо, если в кровати. Иногда папа засыпал сидя за столом, уронив голову на скрещенные руки. Девушка убирала в угол стоявшие на столе пустые бутылки из-под дешевого вина и отводила вяло оправдывавшегося отца в спальню. Шла к себе, ложилась в постель и долго не могла уснуть, думая о том, как ей жить дальше. С висевшей на стене картины на внучку, с сопереживанием во взгляде, смотрела Евдокия Оленина.
Маша попросила владелицу кафе дать ей в обслуживание еще несколько столиков и хозяйка с радостью согласилась. Одна из официанток недавно вышла замуж и уволилась. Лучше, да и не столь финансово обременительно, разделить её столики между двумя оставшимися, чем искать и нанимать новую девушку.
К концу дня Маша уставала так, что еле передвигала ноги, идя домой.
А на бульварах Парижа вовсю цвели каштаны. Вечерний воздух пьянил и будоражил. Да и разве бывает по-другому, когда ты молода?! Когда рядом с тобой мужчина, нравящийся все больше день ото дня.
И так хочется пройтись еще немного. Еще насколько минут провести на улице, а не идти в душную мансарду, где её снова встретит изрядно выпивший отец.
Прогулки после работы становились все продолжительнее, пока одна из них не закончилась тем, что остановившись у какого-то дома, Дювье сообщил:
— Здесь я живу, — спросил осторожно: — Может, зайдем?
— Хорошо, — кивнула Маша и шагнула в новую жизнь.
* * *
Она проснулась, когда за окном едва забрезжил рассвет. Выскользнула из постели, стараясь не потревожить и не разбудить Мишеля. Начала быстро одеваться.
— Куда ты? — пробормотал сквозь сон Дювье.
— Нужно бежать домой. Там отец, наверное, с ума сходит.
— Подожди, — постарался разлепить глаза, — я сейчас встану и провожу тебя.
— Не нужно, — отмахнулась, — здесь ведь недалеко. Я сама доберусь.
— Ну, тогда беги, — любовник перевернулся на другой бок и тотчас уснул.
Войдя в мансарду, Маша поняла, что папа вряд ли даже заметил её отсутствие, потому как храпел, запрокинув голову и не выпуская из руки полупустую бутылку.
— Ох, папа, — вздохнула, — что же нам с тобой делать? — перекинула руку отца через плечо и поволокла его в кровать.
Из горлышка выпавшей из руки мужчины бутылки на пол тонкой струйкой вытекало вино.
* * *
— Я хочу познакомить тебя с отцом, — сообщила однажды Маша любовнику.
— Зачем? — переполошился Дювье. — Сейчас не самое лучше время для заключения брака.
— Я не собираюсь замуж, — успокоила, — но я сплю с тобой больше года. Остаюсь на ночь в твоей квартире. И не хочу, чтобы папа беспокоился, не зная где и с кем я.
— Хорошо, — согласился, — скажешь, когда и я куплю бутылку хорошего вина.
— Не нужно, — покачала головой Маша. — Мой отец не пьет!
— Что, совсем? — удивился.
— Совсем!
* * *
Только спустя год после увольнения из мясной лавки отцу Маши удалось отыскать работу. И, как ни странно, помог ему в этом один из собутыльников, которому он жаловался на то, что оказался на шее у дочери и как жить с этим — не знает.
Такой же, как и отец Маши, любитель выпить, рассказал, что в пекарню неподалеку нужен тестомес. Прежний ушел, а хозяин и его сыновья сами не справляются. И если место еще не занято, а собутыльник поторопится, то, вполне возможно работу он получит.
Уже следующим утром отец Маши стоял перед владельцем пекарни. Он был выбрит, одет в свой лучший костюм и надеялся только, что румяный француз, такой же пышный, как и его багеты, не унюхает запах перегара.
— Вы приняты, — сообщил хозяин пекарни, оглядывая хорошо сложенного и крепкого мужчину, — но если я еще когда-нибудь пойму, что вы пили накануне — считайте это своим последним рабочим днем.
— Спасибо, — поблагодарил и пообещал: — Больше я не сделаю ни единого глотка вина.
И слово свое сдержал.
