стойку. Но у Якуба словно иные планы, и всё идёт по накатанной.
– Отвезите её домой. И следите за ней лучше, – пихает меня в их сторону, обращаясь к бодигардам.
Меня будто обухом по голове ударяют. Хочется обернуться, взглянуть на него. Но понимаю, что похожа на побитую собачонку. Сдерживаю себя, гордо задирая подбородок выше. Ступаю по направлению к месту парковки.
Охрана, конечно, передала Серафиме, кто ступил на их территорию. Сестра рвала и метала. А я тихо упивалась болью и отчаянием.
– Если это животное ещё раз подойдёт к тебе, – злилась сестрица, рассекая мою спальню в ночной сорочке, которая уже не скрывала округлившийся животик, – я убью его своими руками.
Сжалась на постели, приняв позу эмбриона. Стараясь не реветь от разочарования. Горького, как лекарство.
– Не надо, Спичка, – шепчу под нос, – в Уголовный кодекс ввели статью за жестокое обращение с животными.
Сестра унялась, лишь когда её выкрал из моей спальни муж. Как всегда, без лишних слов.
А утром я долго пялилась в телефон. Пришло СМС-сообщение от отца. Просит встречи. Очень настойчиво.
Опустила ноги, погрузившись стопами в мягкий ворс ковра. Стоило принять вертикальное положение, как головная боль дала о себе знать, сопровождаясь шумом в ушах. А тяжёлый ком в желудке дополнял картину абсолютной разбитости.
Никогда не буду больше пить алкоголь.
Мне не хотелось идти к отцу. Боялась, что этот визит не принесёт ничего, кроме очередного разочарования. А сколько их мне нужно ещё перенести, чтобы уверовать окончательно в отсутствие его любви?
Не понимала, зачем ему понадобилась эта встреча. Даже припомнить не в состоянии, получала ли я когда-либо удовольствие от общения с отцом. Оно всегда было тяжёлым, сухим, ограниченным парой дежурных фраз. Потому что так нужно. Но не более того.
Но всё же я испытывала благодарность за то, что отец удосужился забрать меня в свою семью. Какие бы при этом цели он ни преследовал.
Ближе к вечеру, успев немного прийти в себя, я, кусая губы, пыталась выбрать наряд для ужина. Отказать отцу в этой встрече я не смогла. Глупое чувство долга.
Несмотря на всё, мне не хотелось лишний раз выводить отца из равновесия. Продолжая оставаться для него хорошей девочкой. Только уже не послушной.
Представляла, что ещё одним гостем может оказаться тот старый хрыч, который набивался мне в женихи. А значит, это не просто ужин, а война, в которой мне нужно в очередной отстаивать свои границы.
Несмотря на принятую таблетку от головной боли и пойло от похмелья, влитое в меня сестрой, от мысли, что отец будет давить, настаивать и угрожать, вновь сделалось дурно.
– Родная, тебе вовсе необязательно к нему идти. И вообще поддерживать с ним общение, – прислонившись к стене в моей гардеробной, убеждала сестра, – то, что он твой отец, ни к чему тебя не обязывает. Да и отец он паршивый.
Её слова болью резонировали во мне. Отцу я нужна тогда, когда ему удобно. Родной матери и вовсе никогда. Проглотила тугой ком, пряча выражение лица от Серафимы. Она порой была очень прямолинейной. Её слова – чистая правда. Но принять её я пока не готова.
– Знаю, – тихо отвечаю, оставляя от сестры в тайне свои надежды на примирение с отцом, – но я всё равно схожу. Ничего не случится. Не переживай. Разве что заявится тот старый хрен, которому он предлагал меня в жёны.
– Тогда надень вот это, – говорит сестра, вытаскивая из шкафа какое-то платье, – ты же взрослая девочка. А мужичок пусть попускает слюни. Охрана будет рядом, если понадобится, подотрёт их так, что до конца дней придётся в слюнявчике принимать пищу.
Хмурюсь, изучая предложенный наряд. Ничего пошлого или вульгарного. Тёмно-синее обтягивающее платье-лапша, доходящее до середины икры. С достаточно глубоким вырезом, приоткрывающим холмики груди. Не вызывающее, но сексуальное.
Когда села в автомобиль, на дворе уже стемнело. Ветер холодил щёки, сковывая плечи ознобом. Почему-то не догадалась захватить пиджак. Не думаю, что успею замерзнуть.
Я зашла в дом, в котором прошла моя юность, ощущая себя здесь чужой. Изгнанной. Даже подняться в собственную комнату показалось плохой идей. Будто я воровка, которая может забрать что-то, что мне уже не принадлежит.
Новая горничная проводила в сторону гостиной, и я вся сжалась по пути. Два месяца отец не давал о себе знать. Что же изменило его решение игнорировать мою персону?
К моему облегчению, в гостиной во главе стола сидел лишь он.
Смерил меня недовольным взглядом. Платье действительно не было в его вкусе. По мнению отца, воспитанные девушки, желающие удачно выйти замуж, должны одеваться иначе.
Привстал, приветствуя, и спустя секунду улыбнулся, что меня просто ошарашило. Только улыбка показалась искусственной. Натянутой.
– Добро пожаловать домой, Анна.
Голос родителя прокатился по комнате, поднимая в груди ощущение тревоги и необъяснимого страха.
– Здравствуй, папа, – поздоровалась, присаживаясь рядом, с досадой замечая, что стол накрыт на три персоны.
Вновь свожу брови на переносице. И отец отлично понимает причину моего смятения.
– Да, Аня, к нам присоединится ещё один человек, и прошу тебя, веди себя достойно, – своими словами отец вколачивал последний гвоздь в крышку гроба моих глупых детских надежд.
Унижал и принижал, намекая на то, что я когда-либо вела себя неприлично.
Но разве это правда? Чушь!
– Сейчас, когда твоей неблагодарной сестры нет рядом, ты должна меня выслушать. Мы оказались в крайне бедственном положении, а этот человек погасил все мои долги.
Я хватаюсь за виски́, ощущая огромное давление на них. Кажется, черепная коробка вот-вот просто разлетится.
Мы. Когда нужно, он и я – это мы. С чего вдруг?
Перед глазами всё окрашивается в бурые тона. Я отлично понимаю, что последует далее за этими словами. Как будет развиваться диалог.
Молча поднимаюсь из-за стола, ощущая, что и минуты больше не в состоянии здесь оставаться. И под вопли отца стремительно направляюсь к выходу через тёмный коридор. Едва разбирая дорогу из-за злости и слёз.
Буквально врезаюсь в мужчину, жёсткого, как бетонная стена, неожиданно оказавшегося на моём пути. Его пальцы сжимают мои предплечья, спасая от падения. Удерживая на ногах.
За долю секунды в голове пролетели предположения о том, кто это может быть. Отец никогда не использовал охрану. Люди Сабурова ожидают в машине. Поэтому я растерянно, недоумённо поднимаю взгляд.
– Привет, Пирожок. Куда торопишься?
Похоже, что я до сих пор пьяна. А человек напротив лишь игра моего непротрезвевшего воображения.
От шока
