Ты что, следил за нами?
- Хуже. Хотел не отпустить тебя.
С забившимся быстрее сердцем я уставилась на Марата. Его признание поразило меня до глубины души. Я даже не подозревала, что он преследовал меня в аэропорту. Как удивительна жизнь. Ведь если бы я тогда не поддержала Ивара за плечи, когда ему стало нехорошо, Марат подошел бы к нам и силой заставил бы отказаться от поездки. Подчинилась бы я? Пожалела бы потом о своем согласии? Как бы сложилась моя жизнь? Мне не дано узнать. Случайность решила мою судьбу.
- И, увидев то, что хотел увидеть, отступил.
- В той ситуации я не видел иного выхода. Ты выбрала другого, выбрала заграничную жизнь, бросила меня, не сказав ни слова. – Прикрыв глаза, Марат откинулся на спинку сиденья и чуть слышно простонал. Я испуганно заметалась, поднимая край футболки, трогая его лоб, обеспокоенно всматриваясь в его лицо. Оказалось, что у Беркутова жар. Он сказал, что в доме есть сиделка, которая обеспечит ему медицинский уход. Я нашла худенькую серьезную девушку на кухне, и с помощью нее мы довели Марата до его спальни и, раздев, уложили в кровать. Он выпил гору таблеток, сиделка поменяла повязку и, наказав как можно меньше вставать, оставила нас с Маратом наедине. Он молча лежал на постели, крепко держа меня за руку, словно боялся, что, если уснет, я исчезну.
- Я никуда не уйду, - прошептала я ему на ухо, осторожно укладываясь рядом и поглаживая Марата по растрепанным волосам. У меня сердце обливалось кровью от его страданий. И хоть я понимала, что повышение температуры после операции не представляет серьезной опасности, не могла не переживать за жизнь Марата. Одно успокаивало – я рядом. Даже была благодарна теперь за похищение. Перед Иваром было так неудобно, что краснела от одной только мысли, что придется с ним разговаривать. Как нормальному человеку объяснить неадекватный поступок Беркутова, который, как ни странно, для меня в порядке вещей? Может, я и сама ненормальная, раз в глубине души радуюсь, что Беркутов заявил на меня права? Пусть похитил, но он просто хотел меня рядом. Он исполнил самое мое горячее желание. За эту неделю я пережила муки ада. И только сейчас, лежа рядом с ним, чувствуя жар его тела и слушая мерное биение сердца, я успокаивалась, ощущая, как впервые за долгое время начинаю чувствовать себя цельной.
Без Беркутова я жила наполовину, в пол силы дышала, функционировала, как заведенная игрушка без сердца, механизм без души. А теперь он вдохнул в меня жизнь. И я понимала, что уже никуда от него не денусь.
* * *
Не стоило и ждать, что идиллия между мной и Маратом наступит после одного-единственного разговора по душам. Идиллия продлилась всего несколько часов, пока Марат, измотанный травмами, спал, а я лежала рядом и перебирала его волосы, размышляя. Утром мы позавтракали в мирной обстановке, и я заново привыкала к Марату – находиться с ним рядом в быту, общаться на отстраненные темы, просто ощущать его рядом, такого домашнего, трогательного и вместе с тем желанного.
Мы просто сидели на диване и молча смотрели телевизор. Было уютно и одновременно непривычно. Я остро чувствовала его горячее твердое тело, прижавшееся к моему, от невесомых касаний по коже бежали искры желания, я не могла сосредоточиться на происходящем на экране и думала только о близости Марата. А он будто бы и ничего не замечал. И я не делала первого шага, потому что в голове продолжали звучать обидные слова про «то, что плохо лежало». Больше я не повторю такой ошибки, не дам ему возможности унижать меня.
Наверное, мне нужно было уехать отсюда, требовать отвезти меня домой во что бы то ни стало. Но тогда бы я потеряла шанс расквитаться с прошлым, и оно так и тянуло бы меня назад. Пора разделаться с ним и начать уже смотреть вперед, в будущее.
Столько всего осталось недосказанным и скрытым. Столько вопросов нужно было задать, столько ответов получить. Невысказанные слова и обиды висели между нами и нагнетали напряжение. И хотя этот визит на дачу Беркутова кардинально отличался от предыдущего, я, как и в тот раз, ощущала себя пленницей и чувствовала, что нахожусь под неусыпным контролем не только хозяина дома, но и друзей Марата, охраняющих дом и периметр. Честно говоря, такие меры предосторожности меня пугали, но больше даже то, что по-прежнему Марат не рассказывал, в чем дело.
Он меня вообще не баловал подробностями – ни о случившейся аварии, ни об ее причинах, вообще ни о чем. Первое время я позволяла Марату молчание, потому что видела, что ему действительно плохо, даже всерьез опасалась за его здоровье. Но сиделка не проявляла никаких признаков беспокойства, лишь методично и бездушно выполняла необходимые процедуры и уходила к себе в комнату. Я попробовала с ней поговорить, расспросить в деталях о состоянии Марата, но она лишь сообщила, что он в норме и не стоит волноваться.
Мне до чертиков надоело натыкаться на глухие стены и ходить вокруг да около. Что это за отношения такие, когда ты бессловесная тварь, недостойная даже получить ответы на банальные вопросы? Любовь – любовью, но я должна понимать, кому вручаю себя и своего ребенка. Бандиту? Человеку, который насолил так крупно влиятельным лицам, что ему подстроили аварию? Такому, который потянет за собой в пропасть? И даже если исключить криминал и опасности, можно ли принять как должное его постоянное желание контролировать меня? Смогу ли жить под контролем и подчиняться? Может, поначалу буду защищать свою независимость, но потом, как обычно, из-за своей слабости сдамся и позволю вертеть собой? Я так не хочу. Нужно немедля показать Беркутову, что он имеет дело с другим человеком, и вести себя должен иначе.
Если дать слабину из-за обстоятельств, потом будет поздно. И нельзя давать ему в руки еще один рычаг давления – нельзя рассказывать о ребенке. Кто знает, что Марат сделает, узнав о моей беременности. Вдруг запрет на этой даче? Я не знала, чего от него ожидать.
Самое страшное, что он даже не испытывал угрызений совести за то, что установил устройство слежения на мой телефон. Как будто это было в порядке вещей. Но не было!
И
