– К чему такая спешка, Глеб? – спрашивает она меня, усевшись напротив. Мешает ложкой чай и внимательно смотрит на меня в ожидании начала разговора. – Разве мы не все друг другу сказали?
– Ксюш, давай попробуем снова. Я не могу без тебя, это все не может так просто закончиться.
Ксюша опускает голову, и я вижу край ее зубов, прикусывающих нижнюю губу.
– Я виноват, – продолжаю, натолкнувшись на ее молчание. – Виноват только я один. Дурак, – провожу пятерней по волосам, нервничая и подыскивая нужные слова. – Вся вина на мне. Все, что ты говорила, правда. И про сына, и про Алису, про мою ложь и твою беременность. Я ничего не отрицаю. Если ты думаешь, что я не осознал вину или не понял, что сам разрушил наш брак, то это не так. У меня было время подумать.
– Мы это уже все обсуждали, Глеб, я знаю, что ты понял свою вину. Не надо так стараться, доказывая мне это. Но дело же не в этом, а в том, что ты не хочешь детей. Ты просишь о будущем, но какое оно могло бы быть? Ты перестал быть чайлдфри?
– Может, и перестал. Что в этом странного, Ксюш? Я не могу захотеть ребенка?
– Я что-то не вижу, чтобы ты воспылал чувствами к Вове, который у тебя уже есть, – замечает с горечью, обращая факты против меня, но она должна понять, что не права.
– Это другое. Я даже не знаю его, он появился словно из ниоткуда, уже взрослый, уже имеющий своих родителей. Вова – мой сын по крови, но я не буду принимать участия в его воспитании. Это уже решено между мной и Алисой.
Вижу, как она дергается и все еще остро реагирует на имя другой женщины, и тогда я подхожу к ней и опускаюсь на колени, положив руку ей на щеку, а второй взяв ее ладонь.
– Блондиночка, я весь, полностью твой. Я не могу жить без тебя и не могу позволить никому быть рядом с тобой. Есть способы иметь детей, не включая второго партнера в родители, и я хочу, чтобы ты рассмотрела этот вариант.
– Что ты имеешь в виду, Глеб? – хмурится она.
– Я хочу предложить тебе ЭКО. Я много думал о способе дать тебе ребенка, которого ты сама сможешь выносить и родить, как и хотела. Твоего родного малыша. От анонимного донора. Не хочу подвергать тебя риску рождения больного ребенка, если он будет от меня. Но, я хочу, чтобы он у нас был.
– Но нас нет, Глеб, – говорит она со слезами, которые внезапно образовались в уголках глаз и потекли по щекам. – Ты все испортил, о каком ребенке ты вообще говоришь? И почему я должна верить, что ты действительно этого хочешь, а не просто прогибаешься под мои желания? Ты ведь никогда этого не хотел! А я… Может, я рожу от другого, нормального мужчины, который будет настоящим отцом и который будет хотеть его.
– Ты… Ты про Никиту? – отшатываюсь, вставая на ноги и глядя на нее в полном шоке.
– Да, про Никиту! – запальчиво выпаливает Ксюша, накрывая ладонью живот, и меня словно током прошибает.
– Ты беременна… – осознаю я, и по ее лицу вижу, что не ошибся.
Глава 30
Ксюша
Мне хочется сказать, что это его ребенок. Хочется поверить, что он действительно думает так, как говорит. Но я не могу. Не так легко вновь довериться человеку, который однажды уже предал. Поэтому я выжидаю. Смотрю на его реакцию, вижу, как он отходит от меня, сжимая кулаки, и сердится, безумно сердится на то, что я, возможно, ношу ребенка от другого мужчины, который был зачат не искусственно в больнице, а самым тривиальным способом.
Я знаю, о чем сейчас думает Глеб. Понимаю, как ему больно. Не могу представить, что чувствовала бы, узнай я, что он спал с другой. И тем не менее молчу. Потому что сегодня решается судьба наших отношений, и только от него зависит, как все пойдет дальше.
Глеб отходит к окну и упирается лбом в стекло, тяжело дыша и вцепившись в подоконник пальцами. Вся его поза выдает едва контролируемую ярость. Я боюсь шевельнуться, чтобы не спровоцировать его, хотя и знаю, что он не навредит мне. Скорее стенам и своим кулакам, с чем мы сталкивались не раз. Проходит несколько долгих минут, прежде чем он снова начинает двигаться.
– Извини, мне нужно на воздух, – выпаливает мужчина, прежде чем стремительно уйти из моей квартиры, громко хлопнув дверью.
Меня же охватывает странное спокойствие. Я почти уверена, что Глеб вернется. Не знаю почему, но уверена. Иду в гостиную и присаживаюсь на диван, ожидая его возвращения и автоматически поглядывая на часы.
Начинается гроза. Молнии окрашивают потемневшее небо, а следом на землю проливается дождь. Глеба нет уже два часа. Я почти теряю надежду, когда входная дверь снова хлопает и слышатся шаги.
Он появляется на пороге гостиной весь промокший и дрожащий, во взгляде то же напряжение. Глеб решительно надвигается на меня и, присев на корточки перед диваном, притягивает меня в свои объятия. Такие крепкие, что косточки трещат, а я вся впитываю в себя влагу от его одежды и резкий аромат дождя. Теперь мы оба дрожим, но не от холода. От адреналина, который медленно покидает наши тела. От ожидания, которое закончилось. От эмоций, которые сменяют друг друга с невероятной скоростью.
– Ты моя! – шепчет Глеб около моей ключицы, прижимаясь к ней губами. – Только моя! И ребенок мой. К черту Ника, он и близко к вам больше не подойдет!
Из моей груди вырывается всхлип, который он тут же заглушает своим ртом. Губы Глеба накрывают мои с резкостью ревнивца, которому необходимо оставить свое клеймо, прикусывая нижнюю и, кажется, пуская кровь, но мне все равно. Я отвечаю с не меньшим жаром, потому что в моей крови сейчас бурлят те же эмоции. Мы целуемся как одичалые, ничуть не уступая друг другу, но и не переходя за грань, пока Глеб внезапно не становится нежнее, смягчая поцелуй и постепенно разрывая его. Он не отстраняется, находясь так близко, что наши дыхания сливаются, а взгляд невозможно сфокусировать. Его губы все еще касаются моих, когда он снова заговаривает:
– Это окончательно, Ксюша. Я не позволю тебе уйти! Не позволю, потому что ты все еще любишь меня. Меня, а не Никиту! Плевать, что у вас с ним происходит, это не имеет больше смысла, потому что я тебя забираю, слышишь?
– А ребенок? – прижимаюсь лбом к его лбу, прикрывая глаза. – Ты сможешь простить ему то, кем является его отец? А мне?
– Я все могу тебе простить! – лихорадочно шепчет Глеб, крепче обнимая меня. – А он – часть тебя. Я клянусь!.. Я буду, буду любить его, Ксюша! Теперь я точно это знаю.
Из моего горла вырывается рыдание. Глеб отстраняется, наверняка ничего не понимая, но я не могу уже остановиться. Я плачу. Громко, навзрыд. Цепляюсь за него, как утопающий, и рыдаю белугой, отпуская все скопившееся напряжение и не веря, что это действительно происходит.
Он мой. Мы снова вместе. И нет никакого развода, нет чужого мнения, нет его сына с его ужасной матерью, моих родителей, которые будут против. Мне на все наплевать! Кроме Глеба. Потому что теперь я знаю, каково это – жить без него, и никогда я не захочу повторить этот горький опыт.
– Не плачь, блондиночка, нельзя же так… – прорывается через некоторое время в мое сознание голос Глеба, который утешает меня, покачивая в своих объятиях. – Ты себе навредишь, Ксюша! Подумай о ребенке, если не о себе!
Точно, ребенок! Какая же я дура. Неужели история с выкидышем ничему меня не научила? Нельзя так. Нужно брать свои эмоции под контроль.
Крепче прижимаюсь к Глебу, втягивая в легкие его запах,перемешанный с ароматом дождя, и медленно успокаиваюсь.
– Тебе нужно переодеться, я тебя намочил, – говорит Глеб, осторожно помогая мне подняться. – Давай в душ, Ксюш?
– Вместе, – не отпуская его от себя, требую я.
Он согласно кивает и ведет меня в ванную, где аккуратно снимает с меня всю одежду, а потом быстро раздевается сам. Мы становимся под горячие струи воды и просто позволяем ей себя согревать какое-то время, а потом Глеб берет дело в свои руки и моет нас обоих, медленно и методично, без единого намека на большее, чем просто желание стать чистыми.
