того, чтобы утереть всем им нос, верно?
Да достаточно, но все равно как-то не по себе.
– Ты встал, умылся и уже красавец, а мне привести себя в порядок никогда не даешь. Словно не хочешь, чтобы я была красивой.
– Ты и так красивая. Всегда, а эти лишние телодвижения привлекут к тебе излишнее внимание.
– Самое главное – это подарит мне уверенность. Мне этого очень не хватает.
Он внимательно смотрит на меня, молчит пару мгновений и кивает.
– Понимаю, как никто. Так, пойдем пожрем, а там решим, с чего начнем.
Я почти подпрыгиваю, беру его под руку.
– Нужно записаться… Стой, – вспоминаю. – А что, мы, получается, больше не женимся?
– Размечталась. Я подал заявление без тебя. Знаешь же, какой я обаяшка, – он улыбается, а у меня внутри тепло разливается. Еще столько вопросов в голове, но я задаю самый важный.
– Это что, получается, ты готов снести любую мою истерику?
– Я готов снести все, кроме измены, Оль. С остальным я справлюсь, – мы подходим к машине, садимся в нее.
Все время обдумываю его слова. Прокручиваю в голове мою истерику. По коже ползут мурашки, когда он сам меня застегивает, еще больше от его спокойного голоса.
– Успокоилась?
– Целиком и полностью, но, наверное, ревновать тебя никогда не перестану.
– Ревнуй на здоровье, – он вливается в поток машин. – Но помни, что нужна мне только ты.
Он это сказал, а чуть позже доказал, когда мы прошлись по всем магазинам огромного торгового центра, перемерили множество вещей, смеялись, таскали очередные сумки в машину, долго выбирали туфли и платья, большую часть которых он браковал за длину.
В конце дня мы все-таки зашли в мужской отдел, где Игнат решил прикупить себе пару рубашек. Правда это был ад.
Он отклонял все, которые я ему приносила.
Более того, он взял один из дорогущих галстуков и вдруг подал мне.
– Зачем?
– Пойди в примерочную, – вдруг склонился он надо мной и заворожил своим голосом. – Разденься догола и надень только галстук.
– Игнат, – щеки загорелись, по телу пробежала дрожь, а между ног стало мокро.
Но я все равно не смогла бы просто так на это согласиться. В отделе, как минимум, трое консультантов, что они подумают.
– Оля… Иди туда, жди меня там, – понятно же, зачем, но это уму непостижимо.
– Они услышат нас, все поймут.
– Ты доверяешь мне? – поднимает он брови, продолжая протягивать галстук.
– Блин, да, – вырываю у него галстук и, стуча каблуками своих ботинок, вхожу в примерочную. Демонстративно закрываю шторку. Очень плотно. Но просветы все равно есть.
Поворачиваюсь к зеркалу, смотрю на свое упакованное тело в официозную одежду и с улыбкой вспоминаю, сколько он потратил на шопинг. Денег, времени.
Хочет секс в примерочной, разве могу я отказать?
Раздеваюсь догола и кое-как завязываю галстук на шее. Заканчиваю ровно в тот момент, когда шторка отодвигается, а за ней появляется Игнат. Полностью одетый.
– Это нечестно, – шепчу я, восторженно смотря на контраст того, что я раздета, а он одет в только что купленный костюм. На нем нет только одной детали. Галстука, который болтается на моей шее. Это настолько символично, что я начинаю всхлипывать.
Игнат прижимается ко мне всем телом, целует в шею, дергая ее в сторону, и трется стояком, который упирается мне в спину.
– Игнат, – только и слышится стон, когда одна его рука накрывает грудь, а другая разворачивает галстук, чтобы немного за него потянуть.
Это что-то нереально порочное – стоять вот так – полностью раздетой.
В зеркале примерочной крупного магазина, когда Игнат при этом полностью одет. Он только пиджак снял. Остался в брюках и белой рубашке, из-под которой торчат его татуировки.
Я очень часто провожу по ним пальцами, а теперь могу только смотреть и любоваться тем, как напрягаются под ними вены. Ощущать, как ткань брюк трется об мою нежную кожу, более того, оставляет на ней красноватые следы.
Обычно мы занимаемся сексом при приглушенном свете нашей комнаты, кабинета или машины, но здесь так ярко, что кажется, видно поры на коже.
– Посмотри, – дергает он галстук сильнее, проводя пальцами другой руки от груди до живота. Все ниже. Еще ниже. Туда, где черный пушок скрывает основательно повлажневшую щель. Еще немного и начнет течь по ногам, так сильно я возбуждена и взбудоражена происходящим.
– На что? – только и хриплю я. – Посмотри, какая ты охуенная, Оль. Посмотри на бёдра, между которыми я так люблю зарываться языком.
Господи…
– Посмотри на талию, которую я почти обхватываю пальцами, – и правда. – Посмотри на эти чертовы коленки. Я ненавидел коленки у женщин. Вечно кажется, что они похожи на сморщенные лица, но у тебя они чертовски сексуальные, и я обожаю их раздвигать. Ты же знаешь?
Ну это я знаю.
Обычно он демонстрировал любовь к моему телу. Буквально выбивал из него дух – ежедневно. Но сегодня он заговорил. Каждое слово попадает точно в цель, потому что мне так хочется ему нравиться, для него я хочу быть совершенством.
Хочу, чтобы он смотрел только на меня. Вот так, как сейчас смотрит. Словно душу себе забрать хочет в вечное пользование.
– А теперь посмотри на эти сиськи, – грубо сжимает он их, протягивает сквозь пальцы, стискивает соски. – Они идеально ложатся в мою ладонь…
Он щёлкает сначала по одной, затем – по другой. Ладонью. До сладкого стона.
Дергаюсь в его руках, но он снова стягивает на моей шее галстук, прогнув тело сильнее.
Вторая рука скрывается за моей спиной, и я с замиранием сердца слушаю, как звякает пряжка ремня, как шуршат штаны, как скользит молния. Он даже не снимает их. Это ведь должно возмутить, но меня настолько заводит эта контрастная картинка в зеркале, что нервы натягиваются до предела.
В голову бьет похоть, словно хмель. Я как безумная, сама наклоняюсь вперед, чуть оттопыривая зад. Трусь кошкой о стоящий колом член.
Сама одной рукой лезу между ног и раскрываю влажные складки, словно демонстрируя, насколько готова прямо сейчас ему отдаться. А я готова. До безумия хочется ощутить его огромный член в себе, ощутить, как он меня растягивает. Но Игнат продолжает мучать меня.
Игнат, оставляя мою шею в покое, садится на корточки и перехватывает инициативу, самостоятельно раскатывая влагу по складкам, задевая клитор, пока я снова и снова глотаю обильную слюну, пока смотрю на его маятник между ног, который очень скоро ворвется в меня и снесет остатки разума.
Быстрее бы…
– Ноги шире, чуть присядь. Вот так, – господи, теперь видно
