и с будущим… А сейчас спать…
Я слушала эту мудрую женщину и, наверное, внутренне со многим соглашалась. Вместе с пониманием истины ее слов пришла такая жуткая усталость, что я вдруг поняла, что едва держусь на ногах. Камилла проводила меня в комнату, дала пижаму, уложила спать, как маленькую девочку. Едва моя голова коснулась подушки, я задремала. И только на задворках сознания через какое-то время почувствовала, как сильные теплые руки притянули меня к себе и обняли. Я глубоко выдохнула. Я точно была дома…
Алан
Я захожу в квартиру на Арбате. Ту самую, где Камилла жила с Капиевым. Где я провел первые годы жизни. Мама встречает меня теплыми объятиями. С кухни пахнет теплой выпечкой. Этот аромат сразу окутывает меня уютом. Мне этого чувства всегда не хватало, как только я уехал из дома. Но это было даже хорошо – держало в тонусе, говорило о том, что нет времени на телячьи нежности, что нужно впахивать, жестить и двигаться вперед.
– Как она? – спрашиваю хрипло.
– Спит… Все хорошо… – отвечает мягко мама.
А я не выдерживаю и снова притягиваю её к себе. По венам растекается такое же тепло, как исходит от духового шкафа на кухне.
– Спасибо, – отвечаю ей искренне, – спасибо… за всё…
В горле растет ком. Был бы я сейчас мелким пацаном, точно бы расплакался.
Мама хлопает меня по спине утешающе.
– Все хорошо, мальчик мой, все хорошо…
Я иду в комнату к Кире, которую так давно не видел. Целую осторожно спящую дочку в щечку, глажу по волосам. С тобой мы тоже поговорим, любимая. Ты умная девочка, не по годам, всё поймешь… Потом удаляюсь к Бэлле… Как только захожу в комнату, чувствую исходящую от нее мягкость. Мне хочется раствориться в этом повисшем в воздухе кайфе и спокойствии. Снимаю с себя вещи и ложусь рядом. Придвигаю ее к себе, пытаясь надышаться ароматом ее волос. Бэлла… Моя Бэлла… Впереди у нас еще несколько битв за счастье, но я все равно уже точно знаю, что у нас все будет хорошо… Теперь только хорошо…
Утро встречает меня ощущением пустоты на другой половине постели. Я, все еще с закрытыми глазами, ощупываю успевшую остыть подушку рядом и подрываюсь. Неужели сбежала? Выбегаю из комнаты, на ходу накинув джинсы и футболку. Успокаиваюсь только тогда, когда нахожу Бэллу с Кирой. Они сидят вместе на полу и собирают Лего. От этого зрелища мое сердце начинает биться с такой силой любви, что голова кружится и меня пошатывает.
– Папочка! – подрывается ко мне дочь, увидев, наконец, после долгой разлуки.
Я горячо обнимаю свою девочку, оглаживая подспудно взглядом другую свою девочку… Как она? Мы ведь еще не говорили после всего того, что ей пришлось узнать… Я жутко зол, что меня не было рядом в тот момент, когда она все узнала, но, может, так действительно было нужно.
Я ласкаю ее взглядом и снова начинаю волноваться. Снова эта неестественная бледность, которая вкупе с застенчиво-печальной улыбкой сейчас делает ее такой трогательной и ранимой.
– Познакомься, это моя новая подруга Бэлла, – манерно и торжественно произносит Кира, а я еле сдерживаюсь, чтобы не захохотать.
– Очень приятно, Бэлла, – отвечаю я, все же не выдерживая и начиная улыбаться, – а можно я буду с вами дружить тоже?
Мы позавтракали все вместе, а через час мама тактично увела Киру гулять в Московский зоопарк. Теперь мы с Бэллой, наконец, остались одни, получили возможность поговорить. А слова, как назло, словно бы липли к небу. Не понимал, как начать.
– Малютка, я… – тихо говорю, скрипя голосовыми связками.
Она накрывает мою руку своей и плачет.
– Всё сложно, – выдыхаю я, – пока всё сложно, понимаю, но я сделаю так, что будет легко…
– Роберт сегодня возвращается, – говорит она шепотом.
Я молча киваю. Выдыхаю. Стоит ей сказать…
– Он уже здесь. Мы вчера говорили с ним. А до этого он общался с Арсеном. Он в курсе, где ты… Обо всем в курсе. И я в курсе теперь обо всём. Даже о том, что ты пока не знаешь, но сегодня же узнаешь – от него. Будет правильно, если он сам расскажет…
Она напрягается, бледнеет еще сильнее. Но я не даю ей закрыться, резко притягиваю ее к себе, сажая на колени.
– Я люблю тебя, малютка. Мы всё преодолеем вместе… Всё…
Алан
Спустя полтора месяца
Мы живем как муж и жена уже больше месяца. Каждое утро, когда я открываю глаза, сначала сильно-сильно моргаю, чтобы убедить себя, что это не сон. Не сон – ее теплое желанное тело рядом, которое я залюбливаю до беспамятства каждый раз, когда мрак спальни заключает нас в свои объятия. На самом деле, не только, когда мрак, – при любой возможности, даже самой сумасшедшей, что заставляет Бэллу так мило краснеть, что я влюбляюсь в нее снова и снова. Не сон – исходящее от кухни тепло домашней еды, уюта и заботы, которых не было все эти годы в моей жизни. Не сон – что Кира живет с нами, и они ладят с Бэллой. Нет, Алан, не сон. Это счастье.
Нам все еще нужно осторожно ходить по берегу нашей жизни, потому что прошлое продолжает подсовывать то и дело один острый камешек за другим. Но мы стоически терпим. Я терплю. Она терпит. Терпит нападки в желтой прессе по поводу нашего с Миленой развода. Терпит непростое расставание с Робертом. Непростое для ее совести, но понятное и желанное им самим. Ей все еще тяжело принять правду о прошлом. Правду о семье. Об отце, об Айзе… О ней самой. Я стараюсь все время держать ее за руку, чтобы она не оступилась и не улетела в пропасть депрессии и подавленности. Это теперь мое предназначение. Теперь я буду всегда стоять возле нее на мосту в шаге от прыжка в темную воду и протягивать руку. Это мне завещал Роберт, когда вверял заботу о Бэлле.
Она не захотела жить в нашей квартире на Смоленке. Наверное, это было правильно. Там у нас всё было слишком на разрыв. Там было много страсти, диких и ярких эмоций, но ровно столько же было боли и драмы… Эта квартира теперь навсегда будет наполнена призраками нашего прошлого, нравится нам это или нет.
Она попросила привезти меня в мою личную квартиру, в дом, в котором я жил все эти годы один. Мою берлогу.
Помню, как мы подъезжали к
