— Кто такой Марк? — спрашиваю, засовывая в рот огромный кусок омлета. — Тот парень, который называл себя Змеем, он что-то сделал с ним?
Считаю, после пережитого на трассе и в этой квартире, я могу получить ответы на некоторые интересующие меня вопросы лично из уст немногословного Гейдена.
Мирон проводит языком по нижней губе, словно раздумывая, заслуживаю я правдивый ответ, или меня можно проигнорировать, заставив уделять внимание еде. Но потом всё же откладывает телефон на столешницу и, откинувшись на спинку барного стула, скупо отвечает:
— Мой брат.
— Близнец? Саша упоминал, но я не знаю, верить ли в это.
— Зачем Соколову врать? Марк и я — близнецы, — чуть прищурив глаза, говорит Мир, считывая мою реакцию на эту информацию.
Надеюсь, мой покерфейс ничего не выдаёт.
— А как насчёт ответа на вторую часть вопроса? Что там со Змеем?
— Зачем тебе это?
— Может быть, я хочу разобраться в том, в чём мне пришлось поучаствовать ночью. И… — задерживаю дыхание, — …может быть, я хочу чуть лучше понять тебя.
— Уверена?
— Более чем.
— Зачем тебе это? — сухо интересуется Мирон, явно не собираясь обнажать передо мной душу лишь за то, что я раздвинула перед ним ноги.
Пожимаю плечами, не находясь с ответом. Не признаваться же ему в том, что я хочу знать о нём больше, потому что влюбилась как идиотка.
Нет.
Эту информацию я унесу в могилу. Потому как, если до Мирона дойдёт, что я уже нахожусь в его власти… ему станет скучно, и вот тогда он выпроводит меня за порог не только своей квартиры, но и своей жизни. А пока я продолжаю играть в нашу любимую игру кошки-мышки, у меня остаются кое-какие шансы на победу.
Ведь даже у самого беспощадного монстра есть сердце. Ведь даже чудовище умеет любить.
Я решаю больше не лезть к Гейдену с вопросами, хотя слова жгут язык. Молча ем свой незамысловатый завтрак и поглядываю на парня.
Обрисовываю взглядом широкоплечую, сухую фигуру Мирона с моими отметинами на плечах. Замечаю складку меж его бровей, которую хочется разгладить пальцами. Когда он задумывается о чём-то, уходя в себя глубже, чем обычно, то проводит языком по нижней губе несколько раз и, вскинув голову, смотрит в большое панорамное окно на свинцовое небо.
Он медленно пьёт кофе, иногда отвлекаясь на свой мобильный, на экране которого периодически вспыхивают сообщения. Некоторые он просто смахивает, другие, наоборот, открывает слишком быстро, печатая ответ. Интересно, кто ему пишет? Другие девушки? Вика? Или, может, Соколов?
У меня нет никакого права на ревность, ведь отношений у нас тоже нет, но я ревную.
Этот завтрак — почти как у настоящей парочки — ранним воскресным утром настолько не вписывается в наше безумное общение и будни, что не могу сдержать тихого смешка, когда думаю об этом.
Теперь Мирон смотрит на меня, вопросительно выгнув брови.
— Что? — спрашиваю с вызовом, как совсем недавно он.
— Хочешь ещё что-то спросить?
— Ты не ответил на прошлый вопрос. Он всё ещё актуален.
— Илья Аспидов школьный друг Марка, — голос Мирона выдёргивает меня из собственных мыслей.
Не знаю, насколько сильно Гейден решил со мной пооткровенничать, но я буду собирать все крупицы информации, которые он готов мне дать. Мне интересно всё.
— И твой?
— И мой.
— Нет более злейшего врага, чем бывший лучший друг? — догадываюсь я.
— Типа того.
— Они не поделили Еву? Или вы все не поделили Еву?
Мирон прищуривается.
— Ладно, этот вопрос снимается. Ты не подумай, я не ревную, — вру.
Образ правильной особенной Евы так и стоит перед моими глазами. Такие, как она, девственность не продают. Такие, как она, ждут принца на белом коне с кольцом в руках и только тогда вручают ему свой цветок. Я незнакома с Марком, но что-то мне подсказывает: ничего рыцарского в нём, как и в его брате, нет совсем.
— Дело было не в Еве. Змей перешел некую грань, — задумчиво произносит Мир, крутя в пальцах тонкий корпус своего мобильного, и, повернув голову, смотрит в окно. — Марк взбесился. Была авария. Ему переломало ноги. Была угроза ампутации. Местные врачи не могли ничего сделать, пришлось подключать связи отца. Улетать на лечение в другую страну. Там ему вживили пластины в кость, он заново учится ходить. Сейчас с ним всё в порядке.
— Боже… мне так жаль.
Слышала, что близнецы связаны между собой невидимой связью. Интуицией. Когда что-то происходит с одним из них, второй, где бы ни находился, чувствует это. Это не физическая боль. Эмоциональная.
— Мне тоже, — кивает Мирон. Сейчас он выглядит спокойно и, кажется, совсем не злится, но, когда его взгляд встречается с моим, я вновь вижу его демонов, направляющих на меня свои трезубцы. — Это должна была быть моя гонка. Только вместо трассы я был в другом месте.
— Где?
— Знакомился с тобой.
Внутренне сжимаюсь. По позвоночнику ползёт липкий холод. Сжимаю кулаки, пока ладони не начинает резать от впившихся в кожу ногтей.
Мирон не спускает с моего лица глаз. Вцепился взглядом и удерживает, не давая ни отвернуться, ни сделать болезненного вдоха.
Вот поэтому он так хотел оказаться у меня между ног? Отомстить? Змею он уже отомстил сегодня ночью. В качестве бонуса получил и меня, разрушив хлипкий мостик моих отношений с Соколовым.
— Поэтому ты гонялся за мной? — произношу не своим голосом. — Винишь меня?
Вскакиваю на ноги, потому что сидеть больше нет сил. Напряжение сковало все мышцы. Но и убегать без ответов глупо. Я должна всё знать. Поэтому просто встаю из-за стола, собирая пустые контейнеры, чтобы сложить их в мусорку, которая, как во всех домах мира, я надеюсь, находится под мойкой. Неосознанно двигаюсь в сторону Мира. Ищу ответы в его близости?
— Ты переворачиваешь всё с ног на голову, неАнгел, ты в курсе? Я за тобой не бегал. Ты пришла сюда добровольно, со мной за руку. Нам обоим нравилась наша игра, и мы оба понимали, что исход будет один. И что за игра это была, ты была в курсе. Никакого обмана. Но за ту ночь я тебя не виню. Это было моё решение: находиться там, где я в итоге был. А решением моего брата было сесть в ту машину, которая чуть не стоила ему ног, — спокойно говорит Мирон.
Неуловимым движением поворачивается, сгребает ткань футболки на моём животе в кулак и подтягивает ближе к себе. Опускает руку на стол, перекрывая мне пути отступления.
Вскидываю на него глаза, пытаясь осмыслить услышанное.
Романтические розовые очки, успевшие приземлиться мне на нос за наше короткое утро, идут трещинами. Чувства пребывают в смятении. Мысли в хаосе.
— Игра закончилась? Ты ведь получил приз.
— Пока нет.
Гейден тянет меня к ближе. Вклиниваюсь между его раздвинутых колен, опуская ладони на голые плечи. Мирон задирает на мне свою футболку, заменяющую домашнее платье, и касается голых ягодиц. Сжимает их, двигает ближе, вплотную к своему паху.
С губ срывается медленный выдох.
Он опять меня хочет. От этого чувства щекотка под рёбрами лишь усиливается. По низу живота прокатывается жар. Словно потухший костёр, распаляемый резким порывом ветра, опять начинает лизать языки пламени.
Наша близость уже не запретная, но ещё и не привычная.
Чувственно. Возбуждающе. Остро.
Я обнимаю Мирона за шею и прижимаюсь к его тонким, пахнущим чёрным кофе губам. В рот врывается его язык и трётся о мой в быстром чувственном касании.
Колени становятся ватными. Скрученные в канаты нервы немного расслабляются. Однако подсознательно я всё равно готовлюсь к какому-то удару.
— Тогда почему я всё ещё здесь? — спрашиваю тихо, оторвавшись от умелых губ.
Мне хочется услышать что-то приятное. Что-то, что заставит меня перестать чувствовать себя одинокой. Я тоже хочу быть особенной. А не очередной.
