от злости. Он размахивается и сильно бьёт меня по щеке. От неожиданности я теряю равновесие и падаю, больно ударяясь затылком о стену.
Всё происходящее кажется каким-то нереальным. Мы на улице, наверняка кто-то за нами наблюдает. Пощёчина – это очень больно и унизительно. Но я уговариваю себя терпеть, ведь он думает, что я виновата. Его можно понять – он защищает интересы своей семьи. А я для него – посторонний человек. Потому со мной можно не церемониться.
Свёкор наклоняется надо мной, плюёт в лицо и шипит:
– Ты, грязная шлюха, если жить хочешь, то сделаешь так, как я сказал, и уберёшься из этого города. А лучше – свалишь к своему папаше и никогда больше в эту страну не вернёшься. Учти, я слов на ветер не бросаю. И скажи спасибо, что Шамиль сейчас за границей, он бы с тобой не деликатничал, как я, а просто убил бы.
Голова немного кружится, поэтому я как-то пропускаю момент, когда он уходит. Кто-то помогает мне подняться, предлагает вызвать "скорую". Реальность плывёт. Вскоре приходит отчим. Я в слезах, на лице – красный след от удара. Куртка перепачкана.
– Лера, что случилось?
Сбивчиво объясняю, Виктор Алексеевич вызывает такси и везёт меня в больницу. Сотрясения, к счастью, у меня не находят, но рекомендуют несколько дней полежать.
А спустя восемь часов поезд увозит меня из некогда любимого города. Я очень напугана, даю себе слово никогда сюда не возвращаться, чтобы не видеться с этим страшным человеком.
Мама при встрече ничего не говорит, только обнимает и гладит по голове как маленькую.
– Мамочка, мне так больно, что, кажется, я не смогу это вынести, – плачу, уткнувшись в её плечо.
– Доченька моя, ты – сильная девочка, обязательно справишься.
Она даёт мне успокоительное и оставляет в комнате одну. Два дня лежу и смотрю в потолок, а потом мама вынуждает меня подняться и ехать в университет.
Спасибо отчиму – меня тут уже ждут. Документы оформляю быстро, даже успеваю найти свою группу и посидеть на лекции. Конечно, стипендию я теряю, но место бюджетное и по итогам летней сессии снова будет шанс побороться за позицию в рейтинге. А до того мне предстоит догнать пропущенное и адаптироваться к местным реалиям. Программа тут немного отличается, так что просто не будет.
Я не привыкла жить с мамой, мне понадобится некоторое время и усилия, чтобы приспособиться к новым условиям. Новость о моём замужестве мама восприняла с виду довольно спокойно. Со мной ведёт себя сдержанно, не причитает, не заламывает руки с воплями: "Я же говорила, я же предупреждала!". И за это я ей благодарна. Они с Виктором Алексеевичем просто заботятся обо мне. Для меня это совершенно новый и неожиданный опыт в отношениях с ними.
Общение с психологом и смена декораций дают результаты. Я понемногу успокаиваюсь. После заключения брака я как-то затянула и не успела поменять документы на новую фамилию. Теперь мне предстоит этим заняться. Не знаю, стоит ли заморачиваться, ведь потом всё равно придётся менять их обратно. Составляю список того, что нужно сделать в первую очередь. Остальное пока оставлю, как есть.
Втягиваюсь в учебный процесс, знакомлюсь с однокурсниками. Я не стремлюсь к общению. Кольцо не снимаю, чтобы ни у кого не возникло желания за мной ухаживать. После тех злополучных событий я даже со Светой ни разу не общалась. Не могу. Не хочу ни видеть, ни слышать никого из той жизни. А новой жизни у меня нет. И меня нет. Есть просто оболочка. Которая ходит, дышит, говорит и иногда даже улыбается. А внутри пусто, всё сгорело и вымерло.
Следствие движется. Самохин взял его под личный контроль. Он, конечно, не самый влиятельный человек в городе, но среди его бывших пациентов есть довольно высокопоставленные люди. Поэтому я надеюсь, что Павленко получит по заслугам. Я так и не поняла, зачем это ему надо было и какую выгоду он от этого получил, кроме минутного удовольствия. Возможно, следствие это установит, и я со временем узнаю о его мотивах.
Дмитрий Палыч как-то обмолвился, что дело получило резонанс. Валера уже под домашним арестом, дело идёт к суду. Университет стоит на ушах. Вовремя я оттуда уехала. Теперь бы мне точно жизни там не дали.
В столице мне дышится намного легче. Тут я выхожу на улицу без страха быть оплёванной и осмеянной. Конечно, всегда есть риск, что кто-то о чём-то узнает. Ведь видео, наверное, по-прежнему гуляет по сети, а моим однокурсникам вполне может прийти в голову мысль погуглить моё имя и фамилию. Но в университете я записана по старым документам под девичьей фамилией – и это даёт надежду, что мою новую фамилию они узнают не сразу. Я давно удалила все свои аккаунты в соцсетях, даже вайбер переустановила заново с привязкой к новому номеру, а не заменила номер в имеющемся приложении.
Здравствуй, новая жизнь…
Шамиль
О появлении этого проклятого видео в сети я узнаю почти сразу. Его выложили с мерзкой подписью, в которой указали мои имя и фамилию. Наверное, такой же ужас, стыд и унижение чувствовал тогда, почти двенадцать лет назад мой отец. Теперь я понимаю его действия и даже отчасти готов их оправдать.
Лера меня не просто предала. Она меня унизила, опозорила, растоптала. Никогда, даже в самом страшном сне я не мог ожидать от неё такой подлости.
Хочу ли я наказать её? Безусловно. Но издалека у меня ограничены возможности для этого. И я не хочу торопиться. Месть – это блюдо, которое подаётся холодным. Пусть пока купается в лучах славы порноактрисы. Кажется, она очень обращала внимание на мнение однокурсниц и переживала, что те сплетничали у неё за спиной. Теперь у неё есть шанс насладиться сплетнями в полной мере. А когда они утихнут, я как раз вернусь. И придумаю, как заставить её заплатить за мой позор.
Почти сразу после появления видео звонит отец. У него истерика.
– Я же тебе предлагал жениться на хорошей девушке, но нет, тебе приспичило связаться с этой шлюхой! Как теперь мне отмываться от дерьма, в которое ты снова меня макнул? Ты вообще представляешь, что теперь будет с моей репутацией? Как я буду людям в глаза смотреть?
– Папа, если уж на то пошло, то это мой позор. И меня, в первую очередь, должно волновать, как смотреть в глаза людям
