но от его легкого поцелуя стало легче. — А если Лиду не закроют, я сам ее прикончу.
От компресса и лекарств я отказалась – не знаю, повредит это или поможет. Мы с Никитой так и остались: я на диване, он на полу, его лицо рядом с моим. Ждем скорую и полицию, он целует меня – в щеки, в лоб, в губы. Приподнимает мою ладонь, и перецеловывает не самые чистые после падения пальцы. Мне и хорошо и плохо.
А еще я впервые чувствую себя эгоисткой. Ладно Лида, но я даже не подумала отговаривать Никиту от ссоры с Ольгой Андреевной. Она ведь так и не пришла, хотя с Лизой сейчас Борис Ефимович. Не вошла в дом, чтобы постараться мне помочь, прячется.
Значит… значит, она тоже виновата.
А Никита мужчина, и мне нужно просто принять его решение. И позволить о себе позаботиться.
— То есть, вы утверждаете, что это была попытка убийства?
Молоденький полицейский сидит в моей палате, и уже, наверное, в пятый раз задает этот вопрос. Никита за его спиной мрачнее тучи, я лежу в отдельной палате, и чувствую себя королевой. Еще немного, и я сама поверю, что Лида на мою жизнь покушалась.
— Я не думаю, что это была попытка убийства. Но вы проверьте и этот вопрос. Просто так в живот фейерверками не стреляют.
— Гражданка Рузанова утверждает, что произошла нелепая случайность.
— Гражданка Рузанова, – передразнил Никита, — мстительная идиотка. Она СЛУЧАЙНО обошла дом, прихватив с собой фейерверк. СЛУЧАЙНО встала поодаль от моей семьи, и направила зажженный фейерверк в стену, у которой стояла Надя и СЛУЧАЙНО выстрелила? Вы в курсе, как принято запускать фейерверки? Это делается не близко к дому, где нет проводов. Собирается семья, и все смотрят на салют. Лида почему-то совершенно случайно, разумеется, устроила все за пару секунд. Такая ли это случайность?
С Никитой я солидарна. Ни черта это не случайность, а диверсия.
— Мы разбираемся, – набычился паренек, на котором полицейская форма сидит как мешок на жердочке. И снова ко мне обратился: — То есть, вы утверждаете, что это не покушение, так? Значит, не исключаете случайность?
Никита зарычал. Вот буквально зарычал.
— Может, завтра придете? – мирно поинтересовалась я.
— Вообще-то, у меня работы много. Итак два дня потеряли, врачи не пускали, а показания берут по горячим следам, – заявил полицейский по имени Денис, а по отчеству – Бог его знает, из головы вылетело. — Так что, – он бросил опасливый взгляд на Никиту, и сдулся: — ладно, завтра приду.
Он вышел, и мы с Никитой остались в палате вдвоем.
Ко мне и правда полицию не впускали, только Никиту – и то на десять-пятнадцать минут. Состояние странное было. Я помню, как была в обмороке, помню, как очнулась и как мы ждали скорую. И мне было терпимо. Я будто силы копила тогда. А как скорая приехала, так в глазах и помутилось. И как меня везли в больницу я уже не запомнила, как и почти весь следующий день. Травмы не смертельные, но и не ерундовые, живот весь синий, и по ощущениям он твердый как камень. Основной удар пришелся по печени, чтоб ее. И ребро почему-то сломано. Но хоть без крови обошлось, хотя не будь на мне верхней одежды – и ожоги бы получила, и серьезные раны.
Гадина эта Лида. Но соображалки хватило в лицо не целиться. Или она в него и целилась?!
— Молодец, что этого погнала. Я написал своему знакомому – Антону, у него связи есть в органах, с генералом дружбу водит. Завтра нормального следака пришлют, а не этого прыща, – Никита сел на стул, опустевший после полицейского. — С утра приедет, и дадим показания более адекватному спецу.
— Дадим, вот только я уже смысла в этом не вижу, – призналась я. — Никит, я не хотела все это оставлять без последствий, но… но что в итоге? Это либо покушений, а значит уголовная статья, либо это просто недоразумение и штраф в пару тысяч рублей. Покушение попробуй докажи, да и не факт, что это оно было. Скорее, просто эмоциональный срыв, хотя черт его знает. Но доказательства где? Лиде не грозит ничего, ее ведь даже не закрыли, дома вон сидит. Оправдают, я уверена.
Знаю я наше правосудие. Этот Денис глаза сидел закатывал. Подумаешь, в дамочку салют попал. Жива ведь, а захотели бы убить, так убили бы, наверное. Просто две бабенки мужика не поделили, а ему приходится бегать и показания брать. И ладно бы действительно покушение – это хоть интересно, и звездочку можно получить за закрытие потенциального убийцы, но опять же, доказательства где? Прожженное пальтишко? Слова Никиты, который в меня влюблен?
Ничего Лиде не грозит, но и оставить все как есть страшно. Потому что безнаказанность порождает еще большее беззаконие, и в следующий раз может быть не фейерверк, а падение с лестницы, кислота в лицо, поджог дома. Может моя дочка пострадать. Хоть бери, да переезжай – вот, как я успела себя накрутить, а ведь когда лежала и скорую ждала, я уверена была, что напишу заявление и Лиду посадят.
Наивная. Не имела я дел с законом, а эта машина ой как неповоротлива.
— Это мы еще посмотрим, – нахмурился Никита. — Антохе я доверяю, спеца нормального пришлют. По закону будут действовать. Ну а если закон тебя не защитит, то я в свои руки все возьму.
— Меня вечером выписывают, кстати. Завтра. Правда, постельным режимом грозят, но я смогу домой вернуться, – сменила я тему, хотя Никита уже в курсе, что меня отпускают лежать дома – он с врачом разговаривал, я видела. И медсестре приплачивает, чтобы за мной лучше ухаживали.
Палату вот выбил отдельную, с плазменным телевизором. И кормят хорошо. Персонал вежливый, даже странно. В больницах я – редкий гость, живы воспоминания о роддоме, где на меня благим матом орали, что рожаю я плохо и вообще все делаю неправильно.
— Я тебя заберу. Домой. К нам, – кивнул Никита, и улыбнулся. — Лиза скучает по тебе. Зря ты запретила ее привезти.
— Не хочу, чтобы она меня в больнице видела. По телефону ведь общаемся. А завтра вживую встретимся.
— Я ее обрадовал уже. В магазине с ней были, накупили продуктов, названия которых я не знал до сего дня, – улыбнулся мой жених. — Она
