Я перекатываюсь на спину, прижимаюсь к нему и наблюдаю, как он наблюдает за мной.
— Прости, — прохрипела я, преодолевая напряжение в горле, свидетельство того, как сильно я, вероятно, кричала и рыдала прошлой ночью.
— Ты сильно шлепаешь. — Его губы растягиваются в тонкой усмешке, а затем он меняется, говоря более серьезно:
— Никогда не извиняйся за то, что ты чувствуешь. Все в порядке.
Я больше ничего не говорю, обменивая слова на сдержанность. Закрывая глаза, я ищу уединения в тепле тела Деклана. Мы остаемся в постели большую часть утра, погружаясь в сон и выныривая из него, потому что сон гораздо привлекательнее, чем необходимость смотреть правде в глаза. Реальность может пойти к черту сама по себе, мне все равно, я бы предпочла порезвиться среди фантазий снов.
В конце концов, Деклан решает, что пришло время просыпаться. Я остаюсь под простынями, пока он заказывает кофе и чай. Затем он лезет в мою косметичку и находит мой рецептурный флакон. Я беру таблетку, которую он мне протягивает, и снова принимаю ее за щеку. Как только он оказывается в ванной, и я слышу, как течет кран, я бросаю таблетку за изголовье кровати.
— Он будет в ярости, если когда-нибудь узнает.
— Он не узнает.
Пик встает и прислоняется к затянутому туманом окну, глядя на шторм.
— Все, что они говорили мне о моем отце, было ложью, понимаешь? — шепчу я, понизив голос, чтобы Деклан не услышал.
Пик подходит ко мне, опускается на колени рядом с кроватью и берет меня за руку.
— Я знаю.
— Он был таким, каким я думала, после всех этих лет.
— Ты вообще голодна? — спрашивает Деклан, когда возвращается в комнату, и внезапно Пик исчезает.
Я качаю головой, когда смотрю на него через плечо, а затем снова отворачиваюсь к окну. Деклан призывает меня встать с постели и привести себя в порядок, и я, как автомат, делаю это — все время в оцепенении.
Случилась ли прошлая ночь на самом деле или это был мираж?
Когда я проскальзываю обратно в кровать и сажусь у изголовья, Деклан протягивает мне чашку с чаем. Я держу его в руках, пока пар поднимается в воздух, в конце концов испаряясь в метафорическом представлении.
Деклан садится рядом со мной со своим кофе в руке. Он делает глоток, а затем нарушает тишину.
— Поговори со мной.
Я не отрываю глаз от своего чая.
— Что тут можно сказать?
— Скажи мне, как ты себя чувствуешь?
— Я не знаю, что сейчас чувствовать, — уныло отвечаю я.
— Ты хочешь знать, что я чувствую?
Когда я смотрю на него, его лицо искажено страданием.
— Я чувствую, что подвел тебя.
Его слова тяжелым грузом повисают в воздухе между нами.
— Я обещал тебе, что никогда не позволю тебе упасть. И когда твой отец отвел меня в сторону и сказал, что это его последний день с тобой, я знал, что самое лучшее для тебя приведет к тому, что ты упадешь самым худшим из возможных способов.
Он ставит свою кофейную кружку на прикроватный столик, а затем поворачивается ко мне.
— Я был бессилен спасти тебя, и меня убивает осознание того, что я не смог защитить тебя от этой боли. Прошлой ночью я был поставлен в худшее положение и мне очень жаль.
Деклан не из тех, кто когда-либо извиняется, поэтому услышать искренность в его словах — явное отражение его горя. Я хочу что-то сказать, сказать ему, что я понимаю, сказать ему, что все в порядке, но говорить слишком больно.
Он наклоняется и открывает ящик прикроватного столика, достает конверт и протягивает его мне.
— Твой папа дал мне это вчера.
Я мгновение держу его в руках, прежде чем сломать печать и открыть. Написанные им слова полностью покрывают бумагу, и агония побеждает оцепенение и берет верх.
— Я не знаю, смогу ли я это сделать, Деклан.
— Это могло бы помочь, — предполагает он.
Сделав глубокий вдох, я медленно выдыхаю, прежде чем опустить глаза на его слова. Деклан обнимает меня за плечи и прижимает к себе, когда я начинаю читать письмо про себя.
«Моя прекрасная девочка,
Я знаю, тебе, должно быть, больно, потому что я умираю внутри. Я хотел бы быть там, чтобы утешить тебя и вытереть твои слезы, но я также знаю, что ты в хороших руках с Декланом. Я не хочу, чтобы ты расстраивалась из—за него. Я просил его не говорить тебе, что я ухожу. Если бы я сказал тебе, я знал бы, что никогда не смогу оставить тебя. Я не мог бы провести наш последний день вместе с тобой в слезах. Я надеюсь, ты сможешь это понять.
Дело в том, что правительство узнало, что мы с тобой вступили в контакт. Они вмешались, и как бы мне это ни было неприятно, я должен с ними согласиться. Твое общение со мной подвергает тебя невероятному риску, и, если с тобой что-нибудь случится, я никогда не смогу жить с этим. Ты слишком дорога мне, чтобы подвергать тебя опасности. Эгоистично, я хочу тебя, но из-за ошибок, которые я совершил в прошлом, так и должно быть.
Я не знаю, куда я переезжаю или какой будет моя новая личность, но мне нужно, чтобы ты меня отпустила. Пожалуйста, не пытайся найти меня. Я говорю это не потому, что не люблю тебя. Я говорю это, чтобы спасти тебя. После того, как ты прочтешь это письмо, мне нужно, чтобы ты уничтожила его, потому что никто никогда не должен знать, что я жив.
Эти последние несколько дней были настоящим подарком. Этого никогда не должно было случиться, но это случилось, и я всегда буду благодарен, что у меня есть дочь, которая боролась за то, чтобы найти меня. Ты сильная, красивая и умная, и тебе суждено совершать великие дела. Обещай мне, что ты не позволишь моим ошибкам встать у тебя на пути.
Я не хочу, чтобы ты, когда-нибудь забывала, как сильно я тебя люблю. Не было ни единой секунды, чтобы ты не была в моем сердце. Ты незаменима и незабываема. Мне нужно, чтобы ты поверила в это.
Завтра я собираюсь отвезти тебя на пляж. Я собираюсь держать тебя за руку. Я собираюсь заставить тебя улыбнуться. И что бы я тебе в итоге ни сказал, мне нужно, чтобы ты крепко держалась за эти слова и пронесла их с собой через всю свою жизнь.
Ты моя вечная принцесса.
Я люблю тебя,
Папа»
Я роняю бумагу, испачканную моими слезами, и падаю на Деклана. Он обнимает меня, и я рыдаю. Мне нечего сказать, поэтому я позволяю боли поглотить меня. Это душит и парализует, оставляя свежие раны в моей душе, отмечая меня этой болью на всю жизнь.
Я хочу утонуть в этом.
Я хочу убежать от этого.
Я повсюду.
Пустота внутри меня вот-вот превзойдет эластичность моего тела, и я начинаю отчаиваться заполнить пустоту, которая, боюсь, приведет меня к смерти.
Я цепляюсь за Деклана, перекидывая ногу через его бедро и притягивая его к себе, когда мы опускаемся на кровать. Откидывая голову назад, я смотрю сквозь слезы на его размытое лицо.
— Дыши.
Его приглушенный голос убаюкивает, и пока он вытирает слезы, которые продолжают литься, я даю себе время, которое мне нужно, чтобы успокоиться.
Стук моего сердца переходит в жажду, я притягиваю голову Деклана к себе и целую его. Он позволяет мне контролировать это, и я делаю это мягко, и двигаюсь медленно. Мои губы сливаются с его, и он притягивает мое тело еще ближе.
Я чувствую, как несколько затяжных слез выскальзывают и скатываются по щекам в волосы.
Он перекатывается на меня сверху, раздвигая мои губы своим языком и погружая его мне в рот. Мои руки запутываются в его волосах, я притягиваю его к себе, нуждаясь почувствовать его вес на себе. Мы продолжаем целоваться этим новым способом. Нет никакой срочности или необходимости в контроле. Деклан отрывает свои губы от моих и проводит ими по моей шее, прежде чем прервать поцелуй и посмотреть на меня сверху вниз.
Я смотрю на него снизу-вверх, отчаянно нуждаясь в этой близости и высказываю свою просьбу.
— Покажи мне, каким нежным ты можешь быть.
Я знаю, что прошу о многом. Деклан не из тех, кто чувствует себя в безопасности, когда открывает свою уязвимость, но мне это нужно. В этот момент мне нужно, чтобы он любил меня вот так — обнаженной и свободной от барьеров, которые ему нравится ставить передо мной.
