как белый день. Да и тем более, обошлось.
Сейчас такой интимный момент. Мне кажется, мы с Ярославом по-настоящему стали близки именно сейчас. Рухнули последние преграды и недопонимания. Его поступок — отказаться от всего, не разбираясь, ради меня и сына, меня по-настоящему поразил и впечатлил.
— Рома очень гордится тобой, обожает просто. Потому что ты действительно этого заслуживаешь.
— А ты? — спрашивает едва слышно, а в голосе пробивается надежда. Интересно, его кто-нибудь когда-нибудь хотя бы за что-то вообще хвалил?
Я разворачиваюсь и смотрю ему в глаза. Готова сказать то, что тёплым электрическим шаром пульсирует в груди в последнее время, а сегодня обрело чёткие, понятные границы и формы.
— А я тебя люблю, — говорю прямо. — И горжусь, конечно же, тоже.
Его глаза загораются почти осязаемыми, невероятно сильными эмоциями. Будто светом каким-то горят изнутри. Грудь вздымается, и вдруг он часто моргает. Наверное, из глубины его сильной мужской души наружу в кои то веки попросились слёзы.
И я совсем не считаю это признаком слабости. Я наоборот, считаю проблемой, что мужчины зачем-то запретили себе плакать. Осознание и выражение своих чувств ещё никому не повредили. То же я и сыну говорю: больно или обидно — плачь. Это лучше, чем давить в себе, задыхаться от боли и черстветь, покрываясь бронёй, которая ведь не только защищает, но и является иногда тяжкой ношей и ранит близких.
— Ты не представляешь, как я мечтал услышать эти слова от тебя, — берёт мою голову в ладони так бережно, будто я мираж и вот-вот растаю. — Не надеялся на них после всех страданий, что причинил тебе, Соня. Прости меня.
А мне, наверное, так же, как и ему, важно было услышать слова о любви, было важно услышать эти. Понять, что он осознаёт, что так делать было нельзя, как сделал он. В душе я уже простила, но мне нужно было услышать.
— Прощаю, — киваю, ощущая, как веки начинает печь. — Только больше никогда так не делай. Это больно…
— Не буду. Обещаю.
Всё сказанное кажется очень важным. Это не просто разговор, я чувствую. Мы признали свои ошибки и свои чувства. И я верю, что дальше наш путь будет идти только вперёд. Вместе.
А потом Ярослав меня целует. Это кажется таким долгожданным. И желанным. Каждое прикосновение губ. Поцелуй, которые становится всё глубже и всё ярче. Сердцебиение всё быстрее и громче.
Дыхание на двоих. Желание на двоих.
Мы просто стоим у окна и целуемся. Так сладко и так долго, что кислорода начинает не хватать.
Дышим, глядя в глаза друг другу.
И снова целуемся. Проживаем то, чего познать не успели: подростковый трепет, юношескую дрожь и уже взрослую, осознанную страсть. За минуты. Будто взращиваем всё это аккуратно между нами, чтобы основательно всё было, чтобы не обвалилось.
Берёмся за руки и идём спальню. Не в его и не в мою. Теперь она у нас общая. И там долго наслаждаемся друг другом, раскрывая ранее неизведанные обоим стороны чувственности.
Я ощущаю себя такой полноценной, когда Ярослав оказывается во мне, когда наполняет собой мягко и осторожно, но неотвратимо и полностью. Запечатывает. Шепчет, что я его и он никому и никогда меня не отдаст.
А я будто теряю всю свою самостоятельность и привычное понимание ответственности. Вдруг осознаю, что мне нравится вот так «быть его». Нравится принадлежать. Это сладко так, так невероятно приятно.
И я не только о близости.
Мы не торопимся прийти к финалу. Наслаждаемся друг другом. Каждым движением, каждым прикосновением. А когда оргазм накрывает, то он нас будто спаивает. Одно целое, и никак иначе.
После секса мы никуда не спешим. Спать совсем не хочется, наступает время тихих разговоров по душам. Мы многое обсуждаем, нам всё друг о друге интересно.
Говорим о произошедшем с Бразинским, об Алисе, вообще о ситуации. А ещё о моей маме, о том, как мы с Ромкой жили в Элисте. Каким он был маленьким, когда научился сидеть, ползать, ходить, какое было первое слово. Ярослав спрашивает и спрашивает, и все мои ответы впитывает с жадностью.
И тут я понимаю, что мне нужно рассказать ему ещё кое-что. И попросить прощения.
— Я должна тебе признаться, — внутри появляется лёгкая тревожная дрожь. А что если он разозлится? Ведь прав будет. — Я залетела от тебя намерено. Просто очень хотела ребёнка, а ты показался идеальным кандидатом.
Опускаю глаза, а Ярослав молчит. И только когда он усмехается, решаюсь посмотреть на него.
— А ты интриганка, Соня, — улыбается. Он действительно выглядит удивлённым. — Я польщён, конечно, но… надо же. Опоила, охмурила и использовала.
Закусываю губы, не понимая, шутит он или серьёзен.
— Прости, — говорю искренне. — Это было неправильно. Как и промолчать о ребёнке.
И вот тут он становится действительно серьёзен. И это давит на меня, но я осознаю, что это справедливо. Потому что я была неправа.
— Знаешь, на тот момент я бы здорово разозлился. Был не готов к семье и детям. Но жизнь научила тому, что это ценнее всего. Так что я прощаю тебя. Твой поступок привёл нас к тому, что мы сейчас имеем и чувствуем.
— А сейчас ты чувствуешь, что готов? — кладу голову ему на плечо и прикрываю глаза от удовольствия, когда Ярослав пальцами начинает поглаживать моё плечо. Так нежно и будто на автомате. Автоматическая нежность от Нажинского — не поверила бы в неё ни за что ещё каких-то несколько недель назад.
— Не просто готов, — он вдруг оживляется. Садится напротив. — Я очень этого хочу. Чтобы всё как надо. Выходи за меня, София.
Этих слов я сейчас точно не ожидала. Потому зависаю, хлопая ресницами.
— Подпиши контракт. Если хочешь, устроим торжество. Хочешь?
Я понимаю, что Ярослав человек очень обеспеченный. Это даже мягко говоря. И в его кругу брачный контракт — норма. Но… меня почему-то царапает.
— Ты только не обижайся, — он будто считывает мои эмоции. — Контракт нужен, чтобы защитить тебя в случае чего. Ты же сама видишь, как бывает. А по контракту вы с Ромкой будете защищены.
Да, он прав. И я должна думать о сыне в первую очередь. Ведь неизвестно, сколько таких «бразинских» нам может встретиться в будущем.
— Я люблю тебя, София, — берёт за руку и прижимает моё запястье к своим губам. — Пожалуйста, выходи за меня.
Что я могу ещё ответить? Он такой нежный, заботливый. Любит. И я люблю. И он отец моего ребёнка.
Я тоже хочу настоящую во всех аспектах семью. С ним.
— Выйду, — киваю и не могу сдержать улыбку.
