Выглядел несчастный мужчина просто отвратительно – синий, какой-то обросший и похудевший. От его рук длинными червяками извивались трубки, а над головой на хлипкой подставке болталась громоздкая бутыль с жидкостью.
– Нет, – печально вздохнула Аллочка. – Зря я волновалась. Такой он еще долго ничего никому не скажет. И все же…
– Женщина!! Кто вас впустил в палату?! – вдруг раздался за спиной грозный голос.
Аллочка вздрогнула. Ее застали за серьезным занятием – она пихала под подушку больного Терентия шкурку песца. Этого песца Аллочка специально выпросила у соседки с пятого этажа. Это она вчера придумала – сунуть Терентию шкурку, может, он, как в детстве, снова потеряет дар речи. А уже потом песца можно будет отобрать и пристроить зимой себе на шею.
Медсестра вошла как раз в тот миг, когда Аллочка толкала шкурку под подушку.
– Я спрашиваю – чем вы здесь занимаетесь?! – повторила женщина в белом халате, сурово хмуря брови.
– Это я? Я что делаю? – вытаращилась Аллочка. – Да я, можно сказать, вытаскиваю человека с того света! Вы тут ему всяких веревок в руки натолкали, а об душе не подумали! А он, например, очень любит плюшевые игрушки, шкурки всякие, просто обожает чучела разные. Вот придет в себя, посмотрит, что игрушек нет, и снова с горя в кому ударится. Как, кстати, он себя чувствует?
Женщина подобрала губы и служебным голосом доложила:
– Положение стабильное, прогнозы хорошие, но последствия самые непредсказуемые – как-никак травма головы.
– Что вы говорите! Ай-ай-ай, – покачала головой Аллочка. – А в сознание еще не приходил? Между прочим, а почему я здесь не заметила вооруженного караула?
– Здесь, простите, простая палата, а не мавзолей. Что это еще за новшества – у больного обычная травма, а ему – караул. И вообще – представьтесь!
Вот чего не хотелось Алле Власовне, так это представиться. Она поправила одеяло на больном, аккуратно уложила звериную морду песца на подушку и со вздохом пояснила:
– Жена я ему. Бывшая. Не хочу больше с ним жить, зачем он мне такой, но… Но поставить мужа на ноги – мой человеческий долг.
– Вот и ставьте! А это чучело с кровати больного уберите немедленно! Это антисанитария!
Женщина простучала каблучками к кровати и хотела выдернуть шкурку, однако Аллочка воспротивилась:
– Вы что творите?! Я вам говорю, что песец мужу жизнь вернет, а она прямо за хвост шкурку! Шкурка же не грязная! Я ее перед этим специально в хлорке!.. У вас вон тараканы ползают, а чистого песца… Оставьте мех! Мне… мне главврач разрешил!
Последняя фраза возымела действие, медсестра дернула маленьким носиком и покинула палату. Соблюдая все правила приличия, Аллочка уселась возле больного и горестно уставилась на его щетину. А ведь он мог бы стать ей мужем. Ах, да, трое детей… Ну и что? Они все пристроены, и все три мамочки чувствуют себя замечательно. А у них мог бы сложиться чудный роман… Она бы отучила его шариться по помойкам, прописалась бы в его квартире…
Крупная, как боб, слеза плюхнулась несчастному на лоб, но Терентий даже не дернулся. Аллочка смачно высморкалась и больше задерживаться не стала. Какой смысл тратить слезы, если этого никто не оценит? К тому же тот факт, что Терентия считают жертвой обычной аварии, изгнал страх, повысил настроение, и Аллочка заспешила к выходу.
Дома Аллочку у порога встретила Гутя. Сестра прижимала палец к губам и изъяснялась непонятными жестами.
– Что у нас опять? – пробормотала Алла.
– Тише! – зашипела Гутя. – Карп Иванович не знает, что дома кто-то есть. Послушай, что он говорит.
Аллочка осторожно прошла в комнату и прислушалась. Дедушка Фомы с кем-то говорил по сотовому телефону.
– Курочка моя, – лепетал неутомимый кавалер. – Я все исправлю… Да-да, в самые ближайшие дни… Как мы с тобой и договаривались – я перепишу на себя эту квартиру, и… нет, ну а куда они денутся? А как только я стану единственным владельцем, то их свободно можно выселять в Омск… Конечно, не задержатся!.. Пусть это тебя не волнует, капелька моя, я влиятельный человек, у меня везде блат… Да, конечно… я догадываюсь… я знаю, меня хотят убить… но пусть это тебя не волнует, у меня топор под подушкой…
Гутя горестно поморгала глазами и потащила сестру в кухню:
– Слышала? И этого кто-то убить собрался. Живем прям как на стрельбищах, честное слово. Этого-то за что?
Аллочка еще раз прислушалась и прошла на кухню, уселась и обреченно начала:
– Гутя, ты только не злись… я вот чего думаю… Мне вот так надоело жить на этой пороховой бочке! Вот просто уже похудела, опять надо новые джинсы покупать.
Гутя отмахнулась и включила чайник.
– Нет, Гутя, ты не махайся. Ты сама только что жаловалась, что мы как на стрельбищах. Гутя, я к тому, что надо звонить Карееву… Гутя! Покладь на место сковороду!! Успокойся!
Аллочка опасалась не напрасно – эта фамилия была в доме под запретом. И конечно, виной всему сама Аллочка. Теперь ей про это даже вспоминать не хочется, а ведь хотела как лучше…
Кареев Олег Петрович появился в жизни Неверовых несколько месяцев назад в образе прораба. Замечательный мужчина все знал и умел, кроме разве что своей основной деятельности. И все же у сестер он вызывал самые трепетные чувства. Гутя и Аллочка в то время усиленно занимались поиском преступника – какой-то лихоимец позарился на самое святое, что у них было, – на Аллочкиного жениха. Да, прямо сказать, и не позарился, а попросту застрелил бедолагу. Аллочка осталась в диком одиночестве, да еще и под жутким милицейским подозрением. Все силы дам уходили на то, чтобы от этого подозрения отделаться. Единственный, кто скрашивал в то время их будни, – прораб Олег Петрович Кареев. К слову сказать, он тогда немало помог им, потому как оказался и никаким не прорабом вовсе, а далеко не последней личностью в милицейских органах. После этого Кареев автоматически перешел в разряд женихов. А однажды он и сам во всеуслышание заявил, что желал бы жениться. Гутя сразу же решила, что на ней. У Аллочки на этот счет было свое мнение, но его никто не спрашивал. И правда, Олег Петрович так настойчиво просил к телефону Гутю, что Аллочке пришлось отступить. Конечно, было завидно и обидно. Но тут Кареев пропал. Не стал приходить, прекратились звонки, и Гутя просто не находила себе места. Так продолжалось четыре дня. А на пятый случилось неприятное событие. Сестры сидели перед телевизором и теребили тряпки, чтобы сообразить из них замечательную, модную подушку для дивана. От скуки дамы пялились в телевизор и только портили себе настроение – телевизор с самого утра где-то потерял звук, и теперь изображение было, а звук отсутствовал. Никогда до этого момента сестры не думали, что это может так раздражать.
