перед Всевышним. Меня же воспитывали в атмосфере воздержания и уважения к мужчине, мужу, а я так нагло пялилась.
И даже сейчас, когда я еще балансирую на грани сна и реальности, мои щеки пылают, как и все тело. Ресницы начинают трепетать, когда я пытаюсь разомкнуть их. Но мне так приятно в этом сне, что не хочется просыпаться. Правда, выплывая постепенно из объятий сна, я понимаю, что щеки пылают не от воспоминаний, а от ощущений. Могу поклясться, что происходит нечто очень неприличное, только никак не соображу, что именно. Прислушиваюсь к своему телу и внезапно распахиваю глаза.
– Мал! ― выдыхаю то ли от возмущения, то ли от ужаса. И точно от неожиданности, когда мой взгляд наталкивается на макушку, уютно расположившуюся между моих ног.
И ощущения там такие… Просто фантастические. Тело пробивает электричеством и накрывает горячими волнами, которые становятся все чаще и мощнее с каждой следующей минутой, пока Малоун делает там… что он там делает. Я не знаю, допустимо ли это, правильно ли. Но вынуждена признать, что это невероятно приятно, и сдаться на милость мужа под напором его ласк.
Тело прошивает горячим импульсом, и я выгибаю спину с громким стоном, когда на меня обрушивается удовольствие. Теплый язык ― догадываюсь я ― медленно скользит по разгоряченной чувствительной плоти, пока я нехотя спускаюсь с небес, приходя в себя. Мал скользит им по бедру, выше по животу, цепляет кончиком серьгу в пупке, а потом упирается в низ живота подбородком и смотрит на меня с лукавой улыбкой.
– Откуда это у скромной девочки Амиры?
– Это мамина уступка на мой юношеский бунт. Чтобы не провоцировать еще большую волну моего протеста и не становиться свидетельницей того, как мы с братом начнем ругаться, мама согласилась отвезти меня в салон, где мне сделали пирсинг. Папа до сих пор не знает.
– Не хочу говорить в постели о твоем папе, ― с натянутой улыбкой говорит Мал и продолжает свое путешествие языком.
Он обводит контуры груди, облизывает соски, заставляя их сжиматься от удовольствия, а грудь ― покрываться мурашками. Вылизывает ложбинку и поднимается выше к ключице. Прикусывает ее, устраиваясь на мне сверху, и я чувствую давление его члена на внутреннюю сторону моего бедра. Мал слегка подается вперед, привлекая еще больше внимания к этой части тела.
– Хочу тебя просто до смерти, ― хрипит он мне на ухо, прикусывая мочку.
– Чего же ты ждешь?
– А если у тебя там все еще болит?
– Это можно выяснить только одним путем.
– Знаешь, кто ты, Амира?
– Нет, ― с лукавой улыбкой отвечаю я, ― поделись.
– Соблазнительница. Ты могла бы сводить мужчин с ума только лишь вот этой улыбкой.
Мал слегка отстраняется и пристраивается у моего входа. Не могу сказать, что уже раскрепостилась настолько, что мне совсем не страшно и вообще я отношусь к сексу спокойно. Конечно нет. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что все еще неуклюжая и абсолютно ничего в этом не понимающая. Но что я точно усвоила, так это то, что Малоуну нравится, когда я смелая. Нравится, когда я провоцирую его и заигрываю. А еще ему нравится, когда я вот так провожу по его затылку пальцами и, зарывшись в его волосы, слегка царапаю кожу головы. Его взгляд становится как раз таким, как сейчас: затуманенным, словно он пьян.
Мал медленно проникает в меня, внимательно следя взглядом за моим лицом.
– Не больно? ― хрипло спрашивает он, и я качаю головой. ― Так узко. И горячо, ― добавляет после некоторой паузы. ― Главное, не сорваться, ― шипит он, входя до основания.
– Что будет, если сорвешься? ― интересуюсь шепотом.
Мал утыкается своим лбом в мой и прикрывает глаза.
– Позже покажу, ты пока к такому не готова.
Есть что-то эдакое в его обещании. Он словно дает мне крупицу удовольствия, обещая позже щедро наградить остатком. Я принимаю это удовольствие, тону в нем, когда бедра Малоуна совершают плавные обратно-поступательные движения, накачивая меня новым витком наслаждения. Мы смотрим друг другу в глаза, целуемся, ласкаем друг друга, я даже решаюсь спуститься ладонями на его ягодицы. Перед этим слегка надавливаю на соблазнительные ямочки на пояснице, которые не давали мне покоя все эти годы. Пальцы порхают по твердым мышцам спины, и я не могу надышаться своим мужем. Я счастлива. Запредельно. Невероятно. До головокружения.
Мал немного ускоряется, закинув мою ногу выше на свою талию. Мы громко стонем в унисон, наполняя комнату неприличными звуками шлепанья тела о тело, вздохов, каких-то не совсем приличных слов, которыми щедро сыпет Малоун, снова и снова заставляя меня краснеть. Когда меня накрывает оргазм, я сильнее вцепляюсь в плечи мужа и жмусь к нему так, как будто он сейчас исчезнет. Мал замедляется, продлевая мое удовольствие, а потом снова ускоряется, уже сильнее вбиваясь в меня. Я не чувствую боли, о которой так беспокоился Малоун, только чистое удовольствие, снова и снова возносящее меня к небесам.
Спустя некоторое время, когда мы разнеженные и удовлетворенные, лежим на большом лежаке во дворе и любуемся на закат, нам приносят вкусный ужин, а потом я снова засыпаю в объятиях мужа. Хочу, чтобы этот отдых никогда не заканчивался. Чтобы мы всегда были счастливы, как в эту самую минуту.
Я сижу на берегу в шезлонге под огромным зонтом с соломенным куполом. Солома колышется на ветру, создавая приятный шелест, дополняя шум волн. Я счастливо щурюсь, глядя на то, как темная точка в океане то прячется под волнами, то выплывает на поверхность. Определенно, вода – стихия Малоуна, они как будто чувствуют друг друга, дополняют.
Сегодня наш последний день на острове, а завтра мы летим к его родителям. Вчера вечером Мал разговаривал по телефону со своим отцом, и они приняли решение, что муж привезет меня к ним, мы уйдем на яхте в море, и после он поедет к моему отцу.
Мне страшно. Я бы даже сказала, что я в ужасе от перспектив. Мы оба с мужем понимаем, что просто не будет. Папа наверняка захочет наказать его просто за то, что посягнул на меня, не попросив руки, как положено. Но в то же время мы оба осознаем, что согласия он бы не получил. Я отставляю стакан с коктейлем в сторону и легонько тру бедра. Мне нужно что-то сделать, иначе сойду с ума, только лишь думая о возможных последствиях поездки Мала. И самая страшная мысль: «А что, если он
