спуская резинку штанов. – У меня теперь Ванюшка есть. Папа Паша в нем души не чает, да и мама Галя. Мне нельзя болеть, Нин… Никак, – все-таки жалко всхлипываю. – Ну, говори уже, что там?
– Опухоль, Сонь, – улыбается она. – Четыре – пять недель. Глянь, как сердечко бьется?
– Чье сердечко? Нин, ты не шути со мной, пожалуйста.
– Лежать, Тарасевич. Вскакивает она! Шустрая какая, ты посмотри на нее. Ребенок у тебя будет. Беременная ты, так понятнее?
Беременная? Я? Точно? Почти в тридцать пять лет и после долгих лет бесплодия?
– Это точно, Нин? Покажи…
На экране темное пятнышко, внутри которого крохотный эмбрион с живым, часто пульсирующим сердцем. Мой… Наш с Марком. Ох и удивится Барсов новости! Мы хотели на новогодние праздники поехать в горы, а теперь поездку придётся отложить… Ну или заменить на другой, более щадящий отдых.
– Все в порядке, Сонечка. Малыш хорошо развивается. Давай-ка сейчас домой, а в понедельник придешь становиться на учет.
– Не понимаю, Нин. Я ведь столько лет не могла забеременеть. Годы ановуляции, дисфункции, нарушения цикла и прочего… добра. Как так вышло? Бедный Барсов, я убедила его, что не могу иметь детей, – улыбаюсь, качая головой.
– Потому что ты перестала надеяться. А судьба, увидев твои смирение и принятие, подарила тебе чудо, – со слезами в голосе отвечает Нина. – Я сотни раз такое видела. Все хорошо будет, Сонь. Родишь здоровую девочку. Я почти уверена, что там девчушка!
Если бы у меня были крылья, наверное, я взлетела над миром. Не брела тихонько по коридору, с трудом сдерживая восторг, теснящий грудь, а летела…
Плотно обедаю в больничном буфете и провожу вторую, запланированную на сегодня операцию. Слабость не отступает, но я наслаждаюсь ей… Лелею подступившую некстати тошноту, головокружение и боль в чувствительных грудях. Весь день хожу с блаженной улыбкой на лице, вызывая своим загадочно-счастливым видом сотни вопросов у коллег.
Барсов забирает меня в шесть вечера. Встречает на пороге больницы, одаривая неизменным любящим взглядом и улыбкой на красивых пухлых губах. Люблю его… Так сильно, что захватывает дух.
– Привет, родная. Устала? Куда поедем? Анна Григорьевна еще может посидеть с Ванюшкой?
– Привет. Думаю, да. Я есть хочу, – говорю, пряча взгляд.
– Это что-то новенькое. Не узнаю свою будущую жену. Она у меня следит за идеальной фигурой, лишая себя ужина, – вскидывает бровь Барсов. – И какой ресторан?
– Рыбный.
– Ты же не любишь рыбу, Сонька?
– А сейчас хочу, аж слюни текут. Ты смотреть на меня будешь или повезешь кормить?
Марк заключает мою холодную кисть в своей крепкой теплой ладони и ведет к машине. Слова рвутся из груди, но я заставляю себя помолчать. Мужчины – существа чувствительные, когда дело заходит о таких ошеломляющих новостях. Пожалуй, подожду, пока Барсов поужинает.
– Сонька, что с тобой случилось? Ты рыбу ешь, словно это стейк из телятины, – недоумевает Марк, глядя на мою растерянную физиономию.
– Марк, мне нужно тебе кое-что сказать. Ты поел?
– И немного выпил. Что случилось? – тихонько спрашивает он, отвлекаясь на звуки ансамбля.
– Выпей еще немного, – выдавливаю хрипло. – Допей вино.
– Господи, Сонька. Быстро говори, что случилось? – Марк нависает над столом и берет в руки мои ладошки. – Ты дрожишь вся. Сонь, ты заболела? Не получается с усыновлением? Арзамасова выпустили из-под стражи? Папа Паша заболел или…
– Я беременна, Марк, – шепчу хрипло, стыдливо опуская взгляд. – Не знаю, как это произошло… Если ты думаешь, что я специально, то… Я столько лет лечилась, и ничего не получалось.
– Господи, Сонечка. А я уж подумал, беда какая вышла, – облегченно вздыхает он, поглаживая мои запястья подушечками больших пальцев. – Я рад, Сонька. Очень сильно рад. Милая моя, родная…
– Точно рад? У тебя есть Глеб, а я…
– И Ванечка, и доченька еще будет. А назовем Паулина – в папу Пашу. Как ты смотришь на это?
А я не смотрю… Заливаюсь слезами, с трудом различая силуэт Барсова. Зря я сомневалась в нем, дура… Судьба не может ошибаться. И ее подарок – самый подходящий, лучший. Только для меня…
– Сонька, знаешь, о чем я подумал? – спрашивает Марк. Кажется, все окружающие звуки отступают. Есть только его слова – тихие и нежные, царапающие напряженный от важности момента воздух.
– О чем же? – смахиваю слезинки с щек.
– Сонька, раньше я не верил во все эти бредни про вечное. Вечная любовь, жизнь, успех… Все временное, зыбкое, короткое, как миг. Я ошибался, Сонька. Мы… Мы навсегда. Я, ты, мы… наши дети. Нас меняют местами.
– Сансара, Барсов?
– Нет, просто жизнь. Так уж она устроена.
Софья.
Колеса утопают в мягком, непрерывно падающем снегу. Паркуюсь возле ворот дома, издали замечая струящийся из окон свет и мелькание фонариков новогодней елки. Открываю багажник и вынимаю пакеты с шампанским, хлопушками и фейерверками. Бросаю взгляд на часики – задержалась почти на час. Так и вижу хмурое лицо Барсова, готовящегося прочитать мне тираду о важности грудного вскармливания. Ну, что поделать, Марк прекрасно знал, на ком женится! Пусть не жалуется теперь.
Топаю по двору и вхожу в прихожую небольшого домика на берегу озера. Мы купили его летом.
– Я дома! – сбрасываю пуховик, снимаю шапку, слыша, как хнычет в спальне Паулина. Вдыхаю ароматы елки, оливье и жареного гуся.
– А вот и наша мама, Поля! Пропащая… – добавляет нарочито обреченно. – Давай-ка, Барсова, мой скорее руки и корми дочь.
– Ой, бегу. У меня уже там… В общем, все мокрое, – тараторю, шмыгая в ванную.
– Ну расскажи, как в клинике? Справляются без тебя? Всех поздравила? – кричит Марк из комнаты.
Вытираю руки полотенцем и торопливо шагаю в спальню. Беру голодную дочку на руки и прикладываю к переполненной груди. Моя Полечка… Паулина. Долгожданная, нежная, похожая на Марка. Любимица папа Паши и мамы Гали. И моей мамы, как ни странно. Хоть она и живет за много километров от нас. Да и видимся мы крайне редко. Рождение внучки и это поменяло – мама стала чаще нас навещать. Паулина сердито морщится и жадно сосет, поглаживая крохотной ладошкой мою грудь. Вскидываю ресницы, натыкаясь на нежный взгляд Марка. Ох уж этот Барсов! Он только кажется строгим, а на деле позволяет нам вить из него веревки.
– Ты же моя начальница. Но я… Знал, на ком женюсь, да, Сонька? Ты, кажется, так говоришь?
– Да, Барсов. Ты не волнуйся, я перерабатывать не буду. До обеда и все, дальше ни-ни…
– Знаю я тебя. Клиника вот-вот начнет работать! Оборудование завезли?
– Да, – вздыхаю облегченно. – Так хорошо, что все закончилось до Нового
