прошу мужа, и он поспешно вскакивает на ноги.
Я цепляюсь за подоконник и тоже медленно поднимаюсь.
Мимоходом смотрю в окно — и вижу, как от подъезда отъезжает черный «лексус».
Герман все это время стоял у моего дома? Или это не его машина?
Беру из рук Игоря стакан с холодной водой и делаю несколько быстрых глотков. Слезы отступают, и я только шмыгаю носом.
Из коридора слышно звук открывающейся двери.
— Зоя пришла, — говорю я и быстро вытираю щеки, чтобы ни одна слезинка меня не выдала. — Давай не при ней.
Я направляюсь в коридор, но Игорь снова ловит меня, ищет мой взгляд:
— Ты не уйдешь? Ты не бросишь нас с мальчишками?
Быстро мотаю головой.
Нет. Не уйду. Не брошу.
— Все, что угодно, Лан, — повторяет Игорь. — Я согласен на любые условия. Любые. Только не…
— Зоя! — Я отстраняю его и улыбаюсь няне, заходящей на кухню. — У нас такие новости — разбойники в прежнем составе, мы никого не усыновляем.
— Да? — Она кидает взгляд на Игоря, словно не верит моим словам, и он кивает, подтверждая. — Временно? Или вернетесь к этой идее?
— Не вернемся, — говорю я, сжимая запястье Игоря. Поднимаю на него глаза, и он медленно опускает голову. — Так что наши условия сотрудничества с тобой остаются прежние.
— Эх, жаль, — говорит она. — Макару с Никитой не помешала бы сестренка, чтобы учились заботиться о ком-то, кто слабее.
— Не думаю, что девочка из детдома — лучший тренажер для моих сыновей, — мягко говорю я.
Беру телефон в руки и закрываю страничку с услугой расторжения брака.
Может быть, это и правда временные проблемы. Надо будет поспрашивать у знакомых насчет семейного психолога. У нас ведь и правда подошло время семилетнего кризиса отношений. Надо пройти его — и дальше все будет хорошо.
На экране появляется уведомление о сообщении от Германа: «Сегодня в офисе в восемь».
Только никакой радости и предвкушения я не чувствую.
Сейчас. Отмотаем на год
— Давай все будет как раньше? Пожалуйста! — просит Игорь.
— Как раньше — это когда? — спрашиваю я устало.
— Лан, я не могу сейчас все это обсуждать, — он обнимает меня за плечи. — Я вымотан нашим скандалом. Давай попозже? А сейчас… просто отмотаем назад.
Судя по воплям, Зоя собирает пиратов на прогулку, но они, как всегда, дорого отстаивают свою независимости. Так же дорого, как будут отстативать через час, когда она позовет их с прогулки домой.
Игорь, кажется, считает, что мой вопрос — риторический. Что я хочу обсудить наши отношения и хорошенько вытрахать ему мозг.
Но нет.
У меня в кармане — телефон, а в телефоне — приглашение от Германа.
Как муж скажет — так и будет.
Насколько назад? Месяц? Год? Пять лет?
— Скажи точно, — настаиваю я.
Мне тяжело постоянно отстаивать себя. Все, что мне дорого, достается через какие-то невероятные усилия. По телеку пачками показывают малолеток, которые залетели в пятнадцать, сделали десять абортов, а потом родили еще парочку детишек. А я не смогла родить обычного ребенка без помощи высокотехнологичной медицины.
Мои бывшие однокурсники с момента окончания универа наделали десятки бизнесов — вознеслись, разорились, стартовали с новыми, самые удачные продали.
А я все валандаюсь со своим агентством, которое так и болтается где-то посередине. Недостаточно успешное, чтобы продать, недостаточно провальное, чтобы бросить.
Подруги меняют мужчин, как перчатки. Один не подарил цветы — до свидания. Другой запретил работать — свободен. Третий, наоборот, настаивает, чтобы работала — ну пусть ищет себе дурочку!
И тут же находится новый.
Даже просто быть с тем, кого я люблю — проблема.
Кажется, у других получается так легко.
Развелась — через месяц уже свидание с богатым красавцем, еще через месяц — фата и медовый месяц на Мальдивах.
А у меня даже усыновить ребенка не получилось. Отстоять свою работу перед мужем. Расстаться с любовником. Или сойтись с ним.
Я словно не имею права на обычную жизнь, доступную всем.
Словно только у меня одной обязательства, от которых нельзя отказаться.
Все сложно — но другие же справляются?
— Мне кажется, те, кто считает, что я заслуживаю любви, просто не догадываются, насколько я на самом деле бесполезна, — сказала я как-то Герману.
Перед этим мы довольно мы довольно долго ехали молча вдоль полей, покрытых желтыми и голубыми цветами. В открытые окна врывался упоительный весенний воздух, и даже музыка казалась лишней, и он выключил радио.
— Это не они. Это ты сама не считаешь себя достойной любви, пока не заслужишь ее, — мгновенно отозвался он, словно все это время в его голове варились те же мысли, что и в моей.
— Разве не у всех так? — удивилась я. — Пока ты ребенок — не задумываешься, а вырастаешь — и понимаешь, что ценить тебя будут только за ту пользу, что приносишь.
— Не у всех, — Герман покосился на меня и чуть снизил скорость. — Никому не надо заслуживать любовь.
— Тогда почему у одних она есть, а у других нет?
— Такова жизнь, — пожал он плечами. — Она несправедлива.
— Не хочу так! — капризно заявила я.
Он засмеялся, еще немного снизил скорость и повернулся ко мне, чтобы провести кончиками пальцев по щеке.
— Кроме тебя, никто не сделает тебя счастливой.
— Никто?
— Еще я. Если ты разрешишь, — сказал он очень серьезно.
Никто, кроме него, не делал меня настолько счастливой за всю мою жизнь.
Но…
— Год, — говорит Игорь твердо. — Давай отмотаем на год. Помнишь, как мы прошлым летом летали в Грецию все вместе? Мальчишки от тебя не отлипали, они были так рады, что ты с ними!
— Я им рассказывала про горные деревни, где прятались партизаны, венецианские крепости, остров-лепрозорий и затонувшие корабли с
