продолжая заполнять какие-то бумаги.
— Тогда я сама.
Колеса стучали, гудел ветер за окном. Джексон бежал, я нажала стоп-кран и пыталась открыть двери. Он бежал очень быстро, не смотря на то, что порывы ветра били по его лицу. Еще немного, еще считанные сантименты и он сможет запрыгнуть в вагон.
— Джексон! — крикнула я, как можно громче когда у меня получилось открыть дверь.
Он зацепился руками за железный прут и запрыгнул в вагон в тот самый момент, когда поезд ускорился еще сильнее.
— Волчонок…, - сказал он и перевел дыхание. — Я не могу без тебя. Не могу!
Я провела ладонью по его мокрым волосам. Маленькие снежинки почти растаяли.
— Джексон, ты же весь промок.
— Ерунда. Главное, что ты рядом.
Он обнял меня как можно крепче. Я почувствовала то самое тепло, которого мне так не хватало. Мое сердце растаяло вместе с теми снежинками, которые были на его голове.
— Я поеду с тобой! — сказал Джексон. — Я поеду с тобой, хоть на край света.
Кто-то закашлял за моей спиной. Этот кто-то был мой отец. После того, как я увидела Джексона в окне, казалось, что больше ничего не слышала и не видела
Обернулась.
Проводница в белоснежной рубашке удивленно смотрела на нас.
— Что тут происходит? — она развела руками.
— Не видно что ли, — отозвался кто-то еще из пассажиров. — Любовь тут происходит.
Улыбка засияла на моем лице. Джексон взял меня за руку и подошел ближе к моему отцу. Какое-то мгновение они смотрели друг другу в глаза, а потом папа махнул рукой и негромко сказал:
— Иди, собирай обратно вещи. На следующей остановке выходим.
Я стояла за кулисами и теребила пуговицу на белой блузке. В первых рядах сидел Джексон, его взгляд был сосредоточен на сцену. На нем черный строгий костюм и белоснежная рубашка. Выглядит он шикарно, если честно никогда не видела его в таком праздничном виде, а ещё таким серьезным. Даже если он сменил свою черную косуху на пиджак — ничего не потерял. Наверное, ему подходила любая одежда.
Рядом с ним сидел Лео, а с другой стороны Дэн, я даже увидела Оксану Рудольфовну, она сидела в третьем ряду, а вот отец опаздывал, а может не придет вовсе. В последнее время мы почти с ним не общались. Он постоянно на работе, похоже ему сильно влетело из-за того что мы не переехали. После того, как мы вернулись домой, он два дня он ходил набрав в рот воды, а потом, когда я приготовила для него спагетти с сыром, начал со мной говорить, крепко сжимая вилку в руках:
— Ты моя единственная дочь и я люблю тебя такая, какая ты есть.
— Я тоже люблю тебя папочка, — обняла его за шею и положила еще порцию спагетти.
— Если честно, я тоже бываю упрямым. Иногда это качество помогает в жизни, а иногда все очень портит.
— И как же оно помогает? — я села напротив него и подперла голову рукой.
Отец начал рассказывать, долго и утверждающе. Если честно я уже пожалела, что задала этот вопрос. Папа любил поговорить, особенно если тема касалась, хоть немного его работы или футбола. А вот о Джексоне мы почти не говорили, я тоже до сих пор боялась произносить его имя. Но сегодня, когда я собиралась на конкурс, он заглянул ко мне в комнату и спросил:
— Тебя этот, как его… Короче подвезет тебя? Мне на работу нужно.
— Да, он заедет в десять, сказали за час до начала нужно быть уже там. А ты сможешь приехать на мое выступление?
— Постараюсь, — буркнул он и нахмурил брови. — Ты же знаешь, мою работу. Хоть конкурс, хоть конец света…
Все же мое общение с Джексоном ему с трудом давалось, но он пытался перебороть себя.
Высокая, женщина в вечернем платье рассказывала, что данное мероприятие завершится гала-концертом, а также с победителем будет заключен контракт на выступления в залах дома музыки. А потом объявили мой выход.
— На сцену приглашается Волкова Евгения!
Я услышал свое имя и сердце забилось ещё сильнее. Так волнительно… Я вышла из-за кулис и стала искать глазами отца. Наверное, его еще нет, а может он не придет вовсе.
Пытаюсь унять нервную дрожь во всем теле. Сколько в зале людей… Пятьдесят, шестьдесят? Точно около сотни. И все смотрели на меня. Быстрым шагом иду к роялю. Сажусь, сложив руки на коленях и замираю. Главное не облажаться, отыграть на максимум. Оксана Рудольфовна говорила, что в такой экстремальной ситуации наш мозг запоминает только то, что много раз проиграно. Сколько я раз отыграла? Даже сложно посчитать…
Наступает тишина, я легко коснулась клавиш и склонила голову над роялем. Услышала музыку и сразу стало так спокойно. Музыка меня успокаивала, дарила надежду, радовала слух.
Композицию, которую я играла больше похожа на вальс. Легкий, нежный вальс, который окутывал теплотой, как вязаный плед или как перьевое облако, на котором можно кружить, парить… И эта сказочная невесомость меня не отпускала, пока я не отыграла до последней ноты.
Смахнула пот со лба и до сих пор не могла оторвать взгляд от клавиш. Я тяжело дышала и до меня медленно доходило, что это все. Концерт окончен, пора встать. Но стояла такая тишина. Безветренная облачность. Сначала подумала, что от нервов у меня заложило уши, но потом услышала аплодисменты, они были нарастающими и оглушающими. Кто-то свистел и этот кто-то был Джексон.
Мне хотелось улыбнуться, потому что в зале появился отец и он тоже громко хлопал в ладоши.
А потом Джексон вручил мне большой букет нежно-розовых роз. Он тихо шепнул мне на ухо:
— Ты круто играла.
Мы выходим в фойе и ждем результатов. Если честно, мне все равно, какое место я займу. Рядом папа, Джексон и Оксана Рудольфовна — самые близкие мне люди. Наверное, если бы не она, я бы сейчас здесь не стояла, томясь в ожидании результатов. Она наставляла, поддерживала. В нужный момент, говорила: «Соберись, как ты собираешься на репетиции в Парусе».
Джексон с моим отцом отошли в сторону и мой отец, активно жестикулируя руками, что-то ему доказывал. Я разволновалась, как бы сейчас не началась драка.
Подошла ближе и услышала их разговор:
— Твой Спартак проиграл с большим отрывом…, - говорил мой отец.
— Зато ЦСКА с отрывом в турнирной таблице, — отвечал ему спокойно Джексон.
Я выдохнула. Наконец-то отец нашел с кем поговорить о футболе. На самом деле, это для него больная тема, о
